– Ты не улавливаешь мою мысль, Том.

– Не называй меня так…

– Ты ничего не знаешь о Гарри, ясно? – жестко повторил Антонин. – Ты видишь симпатичную картинку и любишь ее. Нет, даже не любишь, это просто одержимость. Часть твоего дурного характера. Кто знает, может, знай ты о нем все, ты ненавидел бы его, так же, как и ты из будущего.

– Это не так.

Том был уверен, что знает причины той ненависти. По крайней мере, до сегодняшнего дня так и было. Но на самом деле, ведь опекун ничего ему не рассказывает. Как все обстояло? Он же сам не раз думал об этом. Да и его собственные чувства, Най и Долохов отчасти правы: он ведь ребенок, а человеческие эмоции столь многогранны. Это может быть не любовь. Или как Певерелл любил Регулуса, но считал это не той любовью.

– Да что я говорю, ты ведь даже видел-то его раньше только на каникулах, – продолжал давить старший волшебник. – Подумай головой, ты же прекрасный логик,кто он тебе и кто ты ему. И поймешь, что вы чужие люди.

– Чепуха! – уже не так уверено, из чистого упрямства возразил Том.

В тот же момент Долохов сделал быстрый шаг вперед, схватил мальчишку за плечи и яростно встряхнул пару раз, словно надеясь таким образом привести в порядок его мысли.

– Ты. Ничего. О нем. Не знаешь.

Том стряхнул его руки и, не отвечая, покинул комнату. Он просто не представлял, что мог бы сказать в этой ситуации. Гордость и самоуверенность сражались с так вовремя упомянутой Долоховым логикой. Мракс не привык отказываться от своих решений и убеждений, но если его они ошибочны, не глупо ли придерживаться их? Юноше надо было подумать, хорошенько подумать обо всем этом.

Едва Том покинул комнату, Антонин весело засмеялся и не мог остановиться до тех пор, пока не заметил краем глаза какое-то движение. Он резко обернулся в ту сторону и увидел, что на холсте одной из картин появилось изображение некрасивой старухи в пыльном темном платье. Она вприщур, недобро смотрела на Долохова. Тони знал эту женщину, старуха жила на портрете в кабинете Гарри. Поттеру она нравилась, хотя причины симпатии он объяснить затруднялся. Ее звали леди Певерелл, и Долохова старуха пугала. Хотя это, конечно, было невероятно глупо, ведь портреты не могут причинить кому-либо вред.

– Не стоило так говорить, – вздохнула она. – Знание научных званий Гарри не заставит Марволо любить его меньше. Не в них суть. Не нужно знать о человеке все, для того, чтобы любить.

– Я думаю иначе, – упрямо ответил Тони, возвращаясь на диван и прихватывая бокал. На старуху он старался не смотреть.

– Ты думаешь так же. Просто ненавидишь мальчишку, – усмехнулась, показав гнилые зубы, она.
– Хотел унизить его?

– Скорей щелкнуть по носу, – буркнул Долохов. – Сомневаюсь, что это поколеблет его убеждения. А если удастся, что ж… выпьем за это.

– Он, правда, любит Гарри, – сказала леди. В ее голосе звучало столько удовольствия этим, что Антонин невольно бросил на картину быстрый взгляд.

– Нет, не любит, просто одержим.

– Это тоже одна из граней этого чувства. Все переживают любовь по-разному. Ты ведь тоже не любишь Гарри. Ты это осознаешь?

– Да, моя привязанность к нему и желание заботиться – лишь порождение той вассальной клятвы. Он сделает Гарри больно, снова.

– Это жизнь, тут все делают друг другу больно, – издевательски, и в то же время ласково объяснила она. Иногда ему казалось, что старуха считает его маленьким ребенком!
– Без этого жить будет невыносимо скучно. И не беспокойся за своего хозяина, он в состоянии о себе позаботиться.

***

Арктурус сделал глоток кофе и внимательно посмотрел на собеседника. Найджелус не выглядел особо расстроенным. У Блека вообще создавалось впечатление, что разрыв с Регулусом прошел для Певерелла почти безболезненно, словно тот стряхнул с руки надоевшую перчатку. Но каждый раз Арктурус убеждал себя, что это лишь самообладание молодого лорда, потому что ему вспоминалась та их встреча, на которой они впервые заговорили о браке Эйлин Принц и Регулуса Блека. Арктурус еще помнил слезы отчаяния на глазах Найджелуса, помнил закушенную губу и заломленные руки. Певерелл тогда сказал, что долго не сможет оставаться в своем уме, и Арктурус поверил. Теперь при каждой встрече он с трудом останавливал себя от вопросов о самочувствии собеседника, вряд ли Певереллу нужны были напоминания о его проблемах.

– У меня не очень приятная просьба, лорд Блек, – признался Найджелус после того, как в молчании был выпит кофе. – Я вынужден уехать за границу в конце декабря из-за моих проблем со здоровьем. Хотел бы пройти кое-какие процедуры.

– Это радует, – искренне ответил Арктурус. – Есть надежда на выздоровление?

– Да, и большая.

– В чем просьба?

– Марволо уже привык проводить Рождество в вашем доме… Я понимаю, что после моего разрыва с вашим братом это не очень удобно.

– Марволо Мракс лучший друг моих дочери и племянницы, так же, как и нашей новой миссис Блек-Принц. Мы будем рады пригласить его к себе, – опередил Ная Арктурус, вызвав на лице молодого лорда благодарную улыбку.

– Спасибо.

Глава 26

– Марволо какой-то странный, – сказал Регулус, поднося к губам бокал с огневиски. Арктурус хмуро посмотрел на стремительно пустеющую бутылку и плеснул себе еще немного, чтобы не дать брату выпить все одному. Последние полгода Регулус частенько выпивал больше положенного. Не то чтобы лорд Блек винил его, ведь он прекрасно понимал, какой стресс пережил младший брат, расставшись с любимым человеком, более того, пережив предательство этого любимого.