Пришла пора – я расстаюсь с тобой.

И навсегда, дружище незабвенный,

Графин отодвигаю от себя рукой —

Впервые в жизни случай необыкновенный.

Всего лишь 90 стукнуло вчера.

Зачем прощаюсь я с тобой – не понимаю.

Конечно, рановато – но пришла пора,

А может, не пришла? Откуда знаю?

Любили мы с тобой фонарные столбы,

А ну-ка, вспомни, как их обнимали.

В стоячем положении поддерживали нас они,

На четвереньках нам ползти не позволяли.

Теперь не пью, и нет тебя со мной.

Но фонари качаются, как после пьянки.

А может зря сказал «Адью!», друг мой,

Но в чем разгадка этакой болтанки?

Эх, улица – во всем твоя вина,

И ни при чем здесь возраст и походка.

Наверняка ты, улица, сама пьяна.

А фонари в соседнем кабаке напились водки.

Где левая, где правая – не разберешь.

С ума сошла та улица кривая.

Эх, без тебя, графинчик, пропадешь.

Ведь я не пил – а почему меня качает?

Уходя – уходи, только знай, что минуты

Расставанья с тобой превратятся в года.

И с захлопнутой дверью изменятся круто,

Как железа кусок под рукой кузнеца.

Ревность страстью своей откует то железо

В тот острейший кинжал, что сопернику месть.

Уходя – уходи, только помни при этом:

Это способ единственный сохранить мою честь.

Пора-пора в далекий неизвестный путь,

Передо мной облезших пара чемоданов.

Эх, хорошо б в пути мне отдохнуть,

Да нет – таможня на пределе встала.

Я снова гол и бос – такой же, как тогда.

Когда родился и пошел по белу свету.

Вот чемодан для старого хламья

И чемодан для нового при этом.

В один я должен положить мои грехи,

И все те камни, что я разбросал когда-то.

В другой – все добрые дела, тут не спеши:

Внимательно смотреть мне надо.

Эх, хорошо бы было чемоданы так сложить,

Чтоб оба одинаковы по весу оказались.

И тот, и этот до таможни дотащить,

Чтоб содержимому не очень удивлялись.

Тот, что для добрых дел, хотелось бы потяжелей,

Чем тот, обдрипанный, другой, набитый хламом.

И при проверке было бы повеселей,

И отчитаться легче перед мамой.

Вот поезд подошел – пронзительный гудок

Иду, тащу я эти проклятые чемоданы.

Ой, как тяжел один – я просто изнемог,

Другой так легок и тревожит жизненные раны.

Из чемодана из того, что вдвое тяжелей,

Лицо из преисподней хитрою насмешкой.

А из другого Ангела лицо – повеселей, милей —

Подбадривает, обещает мне поддержку.

Скрип тормозов – таможня. Все. Беда.

Стою пред Ним – сейчас откроют чемоданы.

И скажут мне, с каким идти – куда.

И страх охватывает – заболели вдруг

Уже несуществующие жизненные раны.

Недалеко от дома моего лесок

Нас угощает пару лет грибами.

К ним полагается укроп и чесночек,

Да водочка холодная с гостями.

Мы думали с женой, что лучше леса нет,

Хоть не с большою, но добычей приходили.

А как грибы мариновать, секрета нет,

Нам предки с давних лет его добыли.

И если находили пару белых и валуй.

То мы всегда довольны этим были,

Ведь только человека избалуй,

То он потребует в три раза больше изобилья.

Однажды сын довез нас до леска,

Мы ахнули, такое мы не видели годами:

Там белых, красных и лисичек – что песка,

Который топчем мы ногами.

В сравненьи познается все, мой дорогой.

Не сразу познается, а с годами.

В наш лес с женой мы больше ни ногой,

Ведь в дальнем том мы обеспечены грибами.

А ведь бывает, ночью без сравненья иногда,

Дрожа, влюбленный обнимает страхуилу,

Она и виду не подаст, с красавицей сравнит себя,

Да и уверит в этом дурака, такая вот бывает сила.

Я с нетерпеньем жду без преувеличенья,

То время жду – когда, желанная, она,

Придёт ко мне, и, без сомненья,

Вдруг по щеке покатится слеза.

Она появится перед окном – я знаю,

И будет молнией весенних гроз.

Я желтую почтовую машину ожидаю,

а за окном сейчас декабрьский мороз.

Случилось – почтальон, смотрю, выходит,

И с первой долгожданной книгою в руке,

Ко мне с улыбкой доброю подходит,

«Чу», – соловей запел невдалеке.

Я слышу соловья – хотя зима искрится.

Брилльянтами рассыпавшись в снегах.

Теперь в моей руке держу синицу —

не ястреба, что где-то в облаках.

В ночной тиши рождаются стихи поэта.

В висках моих выстукивает кровь.

Теперь в моих руках – поверьте в это,

Вся жизнь моя прошла перед глазами вновь.

Подумал я, что подошла пора

Прощаться мне и с миром, и с друзьями.

В ночной тиши услышал я: «Вот этого нельзя!

Ведь не подписан договор меж нами!»

И в самом деле не подписан он,

Ведь прошлое не подлежит обмену.

– Здесь задержись до будущих времен,

Там ждут тебя большие перемены!

Какие – не сказал, – произойдут?!

Но я проникся в это обещанье,

Что счастье и надежды вдруг придут,

Что вновь любим я буду перед расставаньем.

«Любви все возрасты покорны» – на века

Стихотворенье Пушкина вселяет силы.

Я верю, что любовь придет наверняка.

Я должен дальше и быть счастливым.

Не знаю я, как можно рычагом

С оси земной мне сдвинуть землю.

Пусть я не Архимед, но это сделаю, при том

Тебя отдать ему и в мыслях не приемлю.

Своею верой я ее переверну,

Пусть сухожилья разорвутся от усилий.

Я все равно тебя к себе верну.

– О, Господи, пришли на это силы.

А вот когда слетит Земля с оси

И это очень даже вероятно.

В объятиях моих в ночной тиши:

– Ты мой, люблю! – прошепчешь ты невнятно.