Шрифт:
«Идет к старухе, отдает ей “заклад”, незаметно достает топор и убивает процентщицу. После этого начинает шарить по шкафам, сундукам и проч. Внезапно возвращается Лизавета. Раскольников вынужден убить и ее».
Очень выразительно это «вынужден убить», дескать, ничего не поделаешь, вынужден убить. Затем 90 страниц статей о романе и отрывков из литературоведческих работ. На последней странице обложки:
«Книги серии “Классика для школы” содержат тексты произведений и литературоведческие материалы к ним. Выпускается в помощь школьникам для подготовки к урокам литературы и абитуриентам для подготовки к вступительным экзаменам в вуз».
Теперь это называется тексты произведений.
Понимают ли издатели такого рода продукции, призванные сеять «разумное, доброе, вечное», что выхолащивают душу русской литературы, ибо живет эта душа только в слове писателя. Что все это литература без литературы. Да и уроки литературы в школе все чаще становятся уроками без литературы. Но дело не только в этом. Когда выпускник, не прочитавший романа Достоевского, переписывает из типографской шпаргалки сочинение на тему «Чистый свет высокой нравственной идеи в русской литературе» или «Гуманизм романа “Преступление и наказание”», он усваивает уроки лжи, фарисейства и циничного отношения к этим самым высоким нравственным идеям, превращенным в товар. Когда он списывает из той же книжки слова о том, что «каждый из нас должен в момент повзросления пройти через Достоевского», которого он не читал, он учится разлагающему душу словоблудию.
Три года назад на совещании в Министерстве я предложил министру А. Фурсенко вместе со мной пойти в книжный магазин, где я ему покажу, что выставлено там на самых видных местах по всем предметам для школьников, он сказал: «А вы что предлагаете: запретить? Но это мы уже проходили» и от предложенной познавательной экскурсии отказался.
Но вернемся в 2003 год. За месяц до экзаменов четыре человека, среди них был и я, по нашей просьбе были приняты одним из руководителей московского образования. Мы предупредили, что на экзаменационном сочинении нас ждет катастрофа. Что нам могли ответить? Только одно: «Вы должны учитывать эту ситуацию при оценке сочинений школьников, особенно претендентов на медаль». Но Москве повезло: из всех неприличных блоков лототрон выдал Москве и Московской области наименее неприличный, хотя и неприличный, вариант.
Что касается катастрофы, то она произошла, но в масштабе города ее по-настоящему увидели только члены медальной комиссии. (Самого меня на второй день работы этой комиссии увезла «скорая помощь», и больше я в ее работе никогда уже никакого участия не принимал.) Но вот вывод, сделанный и опубликованный председателем Московской комиссии по проверке сочинений, представленных к награждению золотыми и серебряными медалями (а это более пяти тысяч сочинений в год по Москве) А. И. Княжицким:
«Подавляющее большинство работ отличается отсутствием личного начала. Сочинения претендентов на золотые и серебряные медали наводят уныние и приводят экспертов к недоуменному вопросу: как такие разные молодые люди могут быть авторами, по сути, одного усредненного сочинения?»
Здесь все верно, кроме одного, вот вопроса-то у меня лично нет: иначе и не могло быть.
Потом число сочинений сократили до 380. Что-то убрали, но, оставив при этом многие одиозные темы, о которых говорили и писали как о недопустимых, что-то добавили в этом же духе.
3. ЛИТЕРАТУРА УСТНАЯ
Итак, выпускники сдавали два обязательных экзамена – сочинение по литературе и математику и выбирали три экзамена по выбору. Среди них – литература устная. А потом, когда эпоха экзаменационных сочинений заканчивалась, можно было вообще выбрать любую форму экзамена по литературе: сочинение, изложение, литература устная по билетам, защита реферата. Мы будем сейчас говорить об экзамене по билетам, тем более сегодня именно к этой форме склоняются сердца наших учителей-словесников.
Но начнем с обозначения принципиальных подходов. Они все те же. Для того, чтобы произведение отозвалось в душе читателя, оно должно быть прочитано, понято, осмыслено, перечувствовано. На церемонии вручения премии Солженицына лауреат, выдающийся филолог нашего времени Сергей Бочаров (сейчас мало кто знает, что это сын учителя литературы и известного в свое время методиста Г. К. Бочарова) емко обозначил главную цель филологии: «понимающее прочтение как главное в нашем деле».
Увы, все сильнее и сильнее в школе утверждается другой подход: главное, чтобы выучили, сдали. Знания по математике, знания по географии, знания по биологии, знания по литературе – для школы это единая цепь. Но литература не в этом ряду. Этот знаниецентризм в преподавании литературы как раз литературу-то и убивает.
«Корни слов “наука” и “знание”, – читаем мы в книге А. А. Брудного “Психологическая герменевтика”, – разные. Наука – это способ познавать, а знание – результат применения этого способа. Наука есть творчество самих ученых, она меняется, она незакончена, она живет, а в семантике “знания” этого оттенка нет, оно готово для трансляции, оно вообще готово – по определению – на клинописной глиняной таблице или на дискетке оно всегда продукт, а не процесс».