Шрифт:
«Самый страшный враг уроков литературы – холодное равнодушие. Когда судьба Татьяны Лариной волнует учеников куда меньше, чем подбор цитат к ее характеристике, когда об Андрее Болконском девятиклассники рассказывают с тем же спокойствием, что о сумме или разности квадратов катетов, тогда работа учителя литературы обессмысливается: обескровленные, омертвленные образы не учат и не воспитывают.
Мы вывешиваем на стенах школьных библиотек и кабинетов литературы высказывания писателей о силе книг, об испепеляющем жжении поэтического слова, но как часто на наших уроках серая безучастность приглушает биение горячего человеческого сердца.
Когда жизнь, борьба, мучительные искания, душевные трагедии героев книг, о которых мы говорим на уроках, не волнуют класс, оставляют его спокойным, тогда уроки литературы становятся не дорогой в большой мир искусства, а препятствием на пути к нему».
Конечно, на этих статьях стоит печать времени и того, что для меня самого это были лишь первые шаги на новом пути. Не со всем, что тогда написал, я согласен сегодня. Но так определился мой путь как учителя, методиста, публициста. Путь на последующие пятьдесят лет, итогом которых и является эта книга, написанная человеком, все эти годы работавшим в школе. Путь от ученика – к человеку. К человеку – через читателя.
В следующем году, в 1960-м, главный редактор «Нового мира» Александр Твардовский выступил на Всероссийском съезде учителей с речью о преподавании литературы в школе. В речи этой он сказал о голосах учителей словесности, которые дошли до него. Возможно, среди них был и мой голос, а статью Твардовский не мог не читать: им подписан номер к печати. В речи этой было сказано главное для многих из нас:
«Я отдаю себе отчет в том, что уроки литературы не часы развлечения и отдыха. Поскольку литература становится предметом изучения в школе, она становится предметом науки, а наука, как известно, требует и необходимого усилия, и заметного понуждения, и, главное, известного плана и системы. Нет, это не часы развлечения и отдыха от других наук, но это, как мне кажется, – может быть, это мое представление подтвердили бы некоторые педагоги-практики, – эти часы должны быть часами воодушевления, эмоционального подъема и, я даже позволил бы себе такое примерно выражение, нравственного прозрения».
Через два года, в 1962 году, нас, молодых тогда учителей словесности, в своей книге «Живой как жизнь» поддержал Корней Иванович Чуковский.
Идеи, выраженные на страницах «Нового мира», «Литературы в школе», в лекциях, которые я начал читать учителям, были развиты в моей первой книге «Уроки. Литература. Жизнь», выпущенной «Просвещением» в 1965 году. Книга эта принадлежала своему времени, и многое в ней мне сейчас читать неуютно, но главного курса, в ней обозначенного, я держусь и сегодня. В этом же русле и все остальные мои книги, включая и последнюю – «Зачем я сегодня иду на урок литературы», которую в 2005 году выпустило издательство «Захаров». Что касается той, первой, то, прочитав ее, вдова Твардовского Мария Илларионовна передала мне через дочь Валю, что от нее «пахнет “Новым миром”». Сегодня модно отрекаться от старых кумиров. От Твардовского и его журнала я не отрекаюсь.
И сегодня, как никогда, я убежден, что до тех пор, пока главным будет получение знаний о литературе, а экзамен будет направлен на проверку этих самых знаний, никаких благих изменений в преподавании литературы не произойдет.
На этом я собирался закончить и эту главу, вообще эту часть своей книги. Но вмешалась жизнь, которая преподнесла свой урок. 27 ноября 2009 года, как раз тогда, когда я писал эту часть книги, экзаменам посвященную, я прочитал в «Известиях», что сказал о грядущих в конце этого учебного года экзаменах по литературе председатель Федеральной комиссии по литературе, с любимым детищем которого – ЕГЭ по литературе – я сражался все последние годы. И вот что сказал Сергей Зинин:
«Мы ушли от трафаретных ответов. Мы приглашаем школьника думать, размышлять, сопереживать, сострадать. Без этого литературное образование потеряло бы всякий смысл».
Четыре раза я перечитал эти строки и пролил слезы умиления. Но только два дня дано мне было на это умиление.
А 1 декабря по всей Москве в десятых классах проходил мониторинг по литературе, подготовленный кафедрой филологии Московского института открытого образования, о чем и было сказано в заданиях.
Я принадлежу к тому поколению, для которого 1 декабря – траурный день: 1 декабря 1934 года был убит С. M. Киров. А 1 декабря этого года исполнилось 75 лет со дня его гибели. Той острой боли уже нет. Боль другая: от понимания трагедии, которая за этим последовала. Но 1 декабря 2009 года я уходил из школы с таким чувством, как будто я был на похоронах русской литературы, – во всяком случае, русской литературы в школе.
Не будем сейчас останавливаться на всех вопросах, связанных с этой работой. Сосредоточимся лишь на одной проблеме.
Начнем с «Пояснительной записки» к этому мониторингу:
«Администрация школы самостоятельно определяет режим проведения работы: только задание с кратким ответом (часть B) на 60 минут или полный формат работы на 240 минут. В классах углубленного и профильного изучения литературы рекомендуется провести работу в полном формате».
Итак, обязательными для всех являются только задания В. Задания, которые, как вы сейчас убедитесь, не требуют ни думать, ни размышлять, ни сопереживать, то есть делать то, «без чего литературное образование потеряло бы всякий смысл». Заданий В всего двенадцать, десять из них – проверка знания терминов и понятий.