«О ком это она? – подумал Иван. – О Герасимове, что ли? Да может быть, и о нем, мне-то какая разница? Факт тот, что Герасимов уже понял, что я свой ход сделал, иначе бы он выходы не перекрыл. Теперь его очередь. А потом – посмотрим...»

Он вытащил из своей сумки черный халат, быстро сбросил с себя комбинезон и надел халат, став похожим на рабочего сцены. Достав из сумки белый мешок из грубой капроновой ткани, он сунул сумку с оружием в мешок т взял его под мышку так, чтобы прежде всего в глаза бросалась надпись «Реквизит», которую он сам вывел вчера на мешке фломастером печатными буквами.

Вспомнив, где должен находиться служебный туалет для артистов, Иван выскользнул из складок занавеса и уверенно направился туда. Он поджидал кого-нибудь из артистов, все равно кого, лишь бы был не очень известен, чтобы не бросалось мгновенно в глаза, например, разница между именем Филипп Киркоров и скромной внешностью Ивана. Не говоря уже о том, что он был совершенно не похож на этого самовлюбленного мужа великой жены...

Однако долго ждать было нельзя. Герасимов уже начал, наверняка, обход театра и сейчас прочесывает одно зам другим помещения, которых в театре чертова уйма и все они соединены запутанными коридорами.

Из сортира, возле которого стоял Иван со своим мешком, вышел Леонид Агутин, скользнул по Ивану невидящим взглядом и скрылся за поворотом коридора.

Со сцены доносилось что-то хорошо знакомое Ивану, но фамилию артиста он тоже не мог вспомнить. «Ян... Ян... – вертелось на языке.

– Вот ты, мужик, свистеть умеешь? А? Умеешь свистеть, я тебе спрашиваю? Ну-ка, свисни! Ну, ты, мужик, молодец! Хорошо свистишь! Громко! Будешь свистком от чайника! Понял? ну-ка свисни еще раз... Во! Отличено! Хороший из тебя свисток получился...

В холл перед туалетом вошел какой-то артист, фамилии которого Иван не знал и на вид он был не очень-то примечателен... Помоложе Ивана года на три, а так – самое рядовое лицо...

«Подойдет!» – решил Иван.

Он мог бы переодеться в свой фрак, который принес с собой, но это был запасной вариант, на тот случай, если бы не прошел первый. Иван должен был добыть чужой костюм, чтобы иметь возможность несколько мгновений находиться на сцене, не будучи узнанным ни за кулисами, ни из зрительного зала... Герасимов сейчас уже весь издергался, нервы его – на пределе. Он может открыть огонь в самый неподходящий момент, может вообще опередить Ивана. Тогда – прощай успех всей операции!

«Можно будет считать, что мой дебют на сцене провалился – подумал Иван, – если я допущу, чтобы меня убили или хотя бы вывели из строя, и мне остается только сдаться на милость и волю победителя...»

Иван вошел в туалет и увидел, что артист стоит спиной к нему у писсуара. Одет он был в зеленый костюм и черную шляпу с небольшими полями. Очень заметная одежда при самой рядовой внешности. Как раз то, что нужно.

Натягивать на себя мокрые штаны Ивану не хотелось, он дал артисту спокойно довести начатый процесс до конца и только потом легонько похлопал его по плечу. Мужчина вздрогнул.

– Тебе чего? – спросил он, обернувшись и недоуменно глядя на Ивана.

– Извини, – ответил Иван, – костюмчик твой понравился.

И ударил его сначала в солнечное сплетение, чтобы тот не смог закричать, а потом просто вырубил ударом кулака в висок. Вряд ли Иван его убил. он и не собирался этого делать, но заботиться о состоянии этого человека ему было сейчас некогда, и так слишком много времени ушло впустую. Иван подхватил обмякшего артиста подмышки, затащил в кабинку, усадил на унитаз и быстро его раздел. Затем натянул на себя его одежду, а свой черный халат сунул в мешок, где лежала сумка с оружием.

Выглянув наружу и убедившись, что никого в туалете нет, Иван вытащил из мешка сумку, задел его на артиста и завязал мешок крепким надежным узлом. Вытащив мешок в коридор. он оставил его в первом попавшемся темном углу, пристроив так, чтобы не было заметно с первого взгляда, что в мешке лежит человек. Надпись «Реквизит» оказалась, естественно, наверху и первой бросалась в глаза.

С полчаса должен полежать спокойно, решил Иван, а больше и не потребуется.

Наступил самый ответственный момент. Иван вышел за кулисы, где толпились возбужденные артисты. Особенно нервничали те, кто уже выступил – выход из театра все еще был закрыт. Лолита с Сашей скандалили где-то с начальством, остальные ругали дружно ментовский менталитет и вспоминали времена Берии и Ежова. Кто-то припомнил и Дзержинского.

«Ну да, – подумал Иван. – А чтобы вам еще и Марка Крысобоя не вспомнить? Он, кажется, был начальником конвоя у Понтия Пилата?»

За сцену заглянули трое в штатском и принялись пересчитывать артистов. Иван повернулся к ним боком, чтобы они не подумали, что он прячет от них лицо, но голову повернул так, что им видны были лишь его ухо и, пожалуй кончик носа. Этого штатским не хватило, чтобы узнать Ивана Марьева в человеке, носящем зеленый костюм приглашенного на концерт артиста. А мешок с надписью «Реквизит», судя по всему, еще никого не заинтересовал. Искали-то Ивана. Не мог же он сидеть в мешке, да еще завязанном!