У одной „Стандарт“, на встречном курсе сработали неконтактные датчики, она бабахнула, но снаряд просвистел сквозь расширившиеся газы и раскалённые осколки, даже не качнувшись. Эту первую вспышку в небе и видел капитан крейсера, вторая вспышка — очередной далёкий залп линейных кораблей. Следом автоматически подключились „Фаланкс“. Интересно бы было посмотреть в замедлении — пулей сбить пулю! Точнее снарядом — снаряд!

Первый залп японцев, можно сказать, был неудачным — ни одного прямого попадания. Лишь головному крейсеру, от близкого разрыва, осколками повредило компактные фазовращатели и элементы антенной решётки на РЛС, фактически его ослепив, и то на время — техперсонал оперативно перешёл на резервные системы. Часть осколков прошили аппаратное помещение, но на удивление, ни у кого даже ранений не было — кусочки металла завязли в защитных сотовых панелях.

Прилетевшие следом новые снаряды имели меньший калибр, вода вокруг американских кораблей поднялась частоколом белопенных фонтанов, говоря о не особой точности и второго артиллеристского залпа. Одна польза — дыроколы многочисленных осколков. Количество прилетевших гостинцев переваливало за сотню и для японских наводчиков, наконец, стали появляться ориентиры в виде пожаров. И хоть на тушение огня автоматика тратила чертовски мало времени, корабли, получившие попадания приняли на себя и остальные залпы. Получилось, что слаженные команды дальномерных постов и канониров японцев добивали уже подраненного противника.

Капитан крейсера „Хью Сити“ уже пришёл в норму, увлекаемый кем-то из экипажа, вдруг сообразил, что даже не заметил, как оказался внизу в информационном центре.

В затемненном помещении на удивление спокойно в рабочем режиме гудела аппаратура, раздавались короткие деловые переговоры экипажа, порой на одних аббревиатурах и условных сокращениях.

Оператор, сидевший за электронной панелью показывающей объекты, угрожающие кораблю, защёлкал клавишами, взволнованно закрутил головой — на мониторе рябило от десятков мелких точек.

Капитан, быстро взглянув на консоль управления огнем зенитных систем, где на дисплеях мелькали цифры, увидел, что зенитно-ракетные защитные ресурсы скоро будут исчерпаны — ракеты одна за другой продолжали скрываться в сторону обнаруженных целей. „Иджис“ тупо продолжала садить „Стандартами“ в болванки снарядов, не добиваясь особых результатов

Снова вспыхнули красные сигналы, предупреждающие об опасности, следом фиолетово блеснули огоньки — включился последний рубеж обороны — „Вулкан-Фаланкс“.

Кто-то предупреждающе заорал, но никто даже не успел отреагировать — корабль задрожал от не менее двух попаданий. На панелях приборов добавилось сигнальной иллюминации, информирующей о повреждениях и поломках. Ответственный офицер вслух продублировал о неисправностях:

— Отказ кормовой ПУ! Пожары…, — он взглянул на панель (одна лампочка потухла) и коротко доложил уже об одном возгорании, — пожар в районе кормы!

Команда дистанционно закрыла некоторые люки и двери, предотвращая распространения огня. Через минуту пожар был локализован. Они и не догадывалась, что взрывом 120-мм снаряда снесло крышку погрузочного бокса на корме, этим же взрывом повредило установленные там датчики. Система работала на разрыв контактов и при повреждении они наоборот показывает неисправность, но в этом случае проводку как раз замкнуло.

Горящие внутри корабля электродвигатели ленточного транспортера и элеватора, выбрасывали из погрузочной шахты довольно заметные снопы искр.

На эту целевую подсветку в крейсер уже летели реальные миллиметры, а не какие-то там 120.

Казалось, на авианосце „Нимитц“ происходило самое обычное действо: почти штатно суетились палубные рабочие, личный состав авиационной БЧ заканчивал последний беглый осмотр взлётной полосы и рулевых дорожек на предмет всего постороннего и опасного, что могло попасть во входное сопло двигателя. На корме тарахтел „Сикорский“, из нутра корабля на подъёмнике появлялись истребители, подвешивалось дополнительное оружие, „Хорнет“ тащили к катапульте. Регулировщики в жёлтых фуфайках и шлемах выплясывали свой сложный и своеобразный „танец“ жестов и знаков, направляя лётчиков рулящих самолётами.

Почему казалось? А потому что первый раз самолёты фактически взлетали под обстрелом. Ночь окрасилась сотней новых огней: вспышками выстрелов и взрывов, факелов стартовых ускорителей, огненных полос ракетных выхлопов и коротких росчерков трассеров.

Поначалу команда корабля и пилоты в смешанных чувствах недоумения и неверия озирались вокруг, не воспринимая всю реальность угрозы — снаряды падали далеко от авианосца. Высвечиваемые жёлтой луной столбы воды и вспышки разрывов от близких и точных попаданий по кораблям эскорта из-за удалённости и ограниченности видимости совершенно не пугали. Зато десятки огненно-хвостатых ракет, запущенных c эсминцев и фрегатов, были прекрасно видны и внушали уверенность. А уж яркое зарево явных попаданий и последующие следы пожаров там вдалеке на обозначившихся кораблях неприятеля вызывали восторженное улюлюканье и крики.

Экипаж авианосца продолжал работать, соблюдая железный ритм, вываливая в небо новые машины. В утробе авианосца выла сирена, по громкой связи гремел голос командира боевой авиационной части: „Экипажам занять места в кабинах, приготовиться к запуску! На палубе всем надеть и застегнуть защитные шлемы, опустить очки!“.

Дивизион ангарной палубы — „смотрители гаража“, катили на тележках ракеты, быстро вооружая новую партию самолётов, выкатывающих на платформы лифтов. Летчики, садясь в кабины на ангарной палубе, запускали двигатели ещё в момент подъема на элеваторах.