Рузвельт с неохотой дал согласие, чтобы Черчилль пригласил де Голля в Лондон, и за ним в Алжир отправили два «йорка». Поначалу де Голль отказывался лететь, поскольку прежде Рузвельт категорически отказывался обсуждать вопрос о формировании французского гражданского правительства. Дафф Купер, представитель Черчилля в Алжире, предупредил его, что в случае отказа прилететь в Лондон де Голль сыграет на руку Рузвельту. 3 июня Comite Francais de Libeйration Nationale (французский Комитет национального освобождения) был официально переименован в Gouvernement Provisoire de la Republique Francaise (Временное правительство Французской Республики), и в последний момент де Голль согласился отправиться с Купером в Англию.

Южнее Рима вот-вот должна была сбыться мечта Марка Кларка. Одна американская пехотная дивизия сумела пробиться сквозь брешь в последней немецкой линии, что привело к окончательному крушению немецкой обороны перед Римом. Кессельринг приказал немедленно отходить. Гитлер позволил провозгласить Рим «открытым городом» и не отдал приказа о его разрушении. Это было вызвано не милосердием или уважением к древним памятникам и произведениям искусства, а тем, что Гитлер уже переключил свое внимание на Ла-Манш и думал, что вскоре сможет разрушить Лондон с помощью самолетов-снарядов Фау.

4 июня Марк Кларк собрал на Капитолийском холме в Риме своих командиров, пригласив также всех военных корреспондентов, находившихся в то время в Италии. Фотографии с ликующим Кларком, держащим в руках карту и указывающим на север, вслед отступающим немецким войскам, очень смутили его командующих корпусами и других командиров. Однако римский триумф «Марка Аврелия Кларкуса» был недолгим. На рассвете 6 июня офицер штаба вошел в номер-люкс Кларка в гостинице «Эксельсиор» в Риме и разбудил его новостью о вторжении союзников в Нормандию. «И как вам это нравится? – возмутился раздосадованный Кларк. – Мы взяли Рим, а нам не дали побыть на газетных передовицах и дня».

Гитлер с нетерпением ждал вторжения, считая, что оно разобьется о его Атлантический вал. Это должно было вывести из войны Англию и Америку, и тогда можно будет сосредоточить все немецкие войска против Красной Армии. Генерал-фельдмаршал Роммель, назначенный руководить обороной северной Франции, знал, что Атлантический вал существует больше в выдумках пропаганды, чем в действительности. Его начальник генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт считал вал «дешевым блефом».

Ощутив на себе всю мощь союзной авиации в Северной Африке, Роммель знал, что переброска подкреплений и подвоз военных грузов будут крайне осложнены. Он ввязался в спор с генералом танковых войск бароном Лео Гейром фон Швеппенбургом, командующим танковой армейской группой «Запад», и Гудерианом, тогда уже генерал-инспектором танковых войск. Они хотели держать танковые дивизии в лесах севернее Парижа, а при высадке провести с их помощью мощную контратаку и сбросить союзников в море хоть в Нормандии, хоть в Па-де-Кале. Роммель же подозревал, что с танками еще на марше расправятся эскад– рильи штурмовиков «тайфун» и «тандерболт». Он хотел расположить танки ближе к возможным местам высадки.

Гитлер, стремясь сохранить контроль в своих руках, следовал политике «разделяй и властвуй», и потому отказался создать во Франции единое командование. В результате Верховный главнокомандующий, которому бы подчинялись и люфтваффе, и кригсмарине, назначен не был. Гитлер даже настоял на том, чтобы большая часть танковых войск находилась непосредственно под контролем Верховного главного командования вооруженных сил и не могла перемещаться без его, фюрера, личного приказа. Роммель неустанно работал над укреплением береговой обороны, особенно в секторе Седьмой немецкой армии, дислоцированной в Нормандии, где удар союзников ему казался наиболее вероятным. В свою очередь, Гитлер постоянно менял мнение, возможно, чтобы впоследствии указать на правоту своих предсказаний. В районе Па-де-Кале, обороняемом Пятнадцатой армией, увеличивалось количество стартовых площадок для ракет Фау, отсюда был самый короткий путь через Ла-Манш и значительно ближе были базы союзной истребительной авиации в Кенте.

Немецкая контрразведка была уверена в скором начале вторжения, об этом свидетельствовали активность французских партизан и большой объем радиопереговоров. Но в кригсмарине, изучив метеосводку, пришли к выводу, что между 5 и 7 июня высадку ожидать не приходится из-за непогоды. В ночь на 5 июня даже были отменены все морские патрули. Роммель, получив этот прогноз, решил съездить в Германию на день рождения жены, а затем встретиться с Гитлером в Бергхофе и убедить его направить во Францию больше танковых дивизий.

В начале июня погодные условия были главной причиной беспокойства Эйзенхауэра. 1 июня начальник метеослужбы внезапно предупредил его, что жара скоро должна закончиться. В тот же день из Скапа-Флоу выходили линкоры группы артиллерийской поддержки. Все действия планировались из расчета на начало вторжения утром 5 июня. На 4 июня метеосводка была настолько неблагоприятной, что Эйзенхауэр был вынужден отложить начало операции. Вскоре новые метеонаблюдения показали, что к ночи 5 июня погода может улучшиться. Штормы и сильное волнение в проливе поставили Эйзенхауэра перед мучительными раздумьями: можно ли положиться на прогноз? Генерал Майлс Демпси, во время вторжения командующий английской Второй армией, назвал решение Эйзенхауэра «выступать» самым смелым поступком за всю войну.

Напряжение спало после того, как Эйзенхауэр сказал последнее слово, а Монтгомери его поддержал. Решение было правильным. Дальнейшая отсрочка привела бы к тому, что вторжение произошло бы на две недели позже из-за начала цикла приливов и отливов. Это катастрофическим образом сказалось бы на боевом духе союзных войск и лишило бы операцию эффекта внезапности. Другим следствием такой отсрочки стало бы совпадение по времени операции с крупнейшим за последние 40 лет штормом в Ла-Манше. Наивно полагать, что операции «Оверлорд» был гарантирован успех лишь потому, что союзники обладали полным превосходством в воздухе и на море.