Позади второго кресла стоял восковой солдат, держа в каждой руке по бритве. Между лезвиями находилась голова другой куклы, тоже привязанной к креслу. Но черты ее лица были полностью скрыты тонким белым покрывалом, которое спускалось почти до груди. Тем не менее Мэт знал, кого она изображает. У него не было никаких сомнений. Знал, потому что кукла была одета в легкое шифоновое платье с вышитыми на нем пионами и бабочками розового и голубого цветов. Тонкие запястья были обвиты браслетами, а прямо под покрывалом он сумел различить нитку жемчуга. В этом наряде была Мэйхуа в ту ночь, когда впервые показала ему помещение, которое затем превратилось в клуб «Вечерний аромат».

Жара была здесь не меньше, чем в предыдущем алькове, и Мэт упал в обморок. Прошла секунда — и он оказался стоящим на коленях, прижав руки к холодному каменному полу и дыша как загнанный зверь. Его выворачивало наизнанку, но желудок был пуст.

— Бритвы, — произнес откуда-то сверху знакомый вкрадчивый голос, — с силой опускаются вниз, отрезая уши. Происходит большая потеря крови. Боль неописуема, уродство остается навсегда. Мистер Юнг, мы хотим знать об «Апогее» все. В особенности, есть ли копии и где они спрятаны. Сегодня вы скажете нам об этом, но на тот случай, если вы позабудете уроки, преподанные вам сегодня утром, позвольте мне провести вас через короткий курс обучения, чтобы освежить вашу память.

Они снова отправились в путь. Но на этот раз все было иначе.

В новом аду не было демонов. Вместо них стоял современный операционный стол, покрытый зелеными простынями, а возле него — двое мужчин — живых — в зеленых хирургических халатах и масках, которые закрывали нижнюю часть их лиц. Маски палачей и хирургов. Они стояли в положении «вольно», принятом в тайваньских вооруженных силах: ноги раздвинуты, стиснутые в кулаки руки лежат на бедрах, локти слегка выставлены вперед. И Мэт снова подумал, насколько угрожающе выглядит эта поза.

Перед столом находился хромированный столик на колесиках, с разложенными на нем скальпелями, щипцами, пилами для костей и китайским секачом, точно таким, каким повара разделывают птицу.

— Идемте.

Солдат, вполне реальный на этот раз, но одетый в пыльные долгополые одежды мандарина, открыл клетку, в которой сидела живая крыса. Жаровня, доверху наполненная углем, была раскалена докрасна. Другой солдат держал над столом перевернутый таз… над пустым столом.

— Идемте.

Металлическая клетка ждала свою жертву. Рядом стоял солдат с ножом в руке, его зазубренное лезвие холодно поблескивало в ярком свете, словно готовое нанести тысячу порезов и больше.

— Идем… идем… идем…

Везде было одно и то же: реальные люди сменили восковых палачей, крови не было, и главное действующее лицо — жертва — всегда отсутствовало. Когда они подошли к последней сценической площадке, Ли пришлось поддерживать Мэта, буквально тащить его по каменному коридору.

— Нет, нет, нет! — Эти слова выливались из Мэта бесконечным потоком, как скучное журчание ручья.

Теперь кукла, изображающая англичанина, исчезла, и кресло оказалось пустым. Однако солдат, стоявший за спиной куклы Мэйхуа, был живой. Лезвия слегка покачивались, пока он смотрел на Мэта. Кукла выглядела точно так же, но ее пальцы двигались, а покрывало морщилось в том месте, где должен быть рот. Она дышала: быстро, задыхаясь, всасывая и выдувая покрывало.

Ли долго молчал, предоставив возможность Мэту переварить каждую деталь сцены, развернувшейся перед ним. Потом он приподнял подбородок и кивнул. Солдат нанес удар сверху вниз, срезая лезвием покрывало. Вопль Мэйхуа эхом разлетелся в каменной камере, на белом покрывале проступила краснота — кровь просачивалась в тех местах, где были уши. Руки извивались. А Ли Лутан все это время хохотал и хохотал, как ребенок, впервые оказавшийся на ярмарке и увидевший там чудеса.

Мэт закрыл лицо руками и задрожал, не в силах сдержаться. Потом стал пятиться назад, пока не наткнулся на стену. Он сполз по ней вниз, согнувшись пополам. Ли сделал знак солдату, и тот сдернул покрывало с головы куклы.

— Взгляните, мистер Юнг. — Мэт не отреагировал, и Ли, схватив его за волосы, поднял голову. — Смотрите!

Мэт отводил взгляд, но Ли был неумолим, и через минуту ему не оставалось ничего другого, как взглянуть на дело рук палача.

У восковой фигуры, сидящей в кресле, в буквальном смысле не осталось лица: глаза, рот, уши — все исчезло. Была видна только трубочка, которая шла от ворота платья до того места, где должны были быть ноздри. И Мэт понял: через нее нагнетался воздух, и это создавало ощущение, что кукла дышит. Из двух других трубочек все еще сочилась красная краска или чернила, а руки все еще двигались… Ну, конечно. Часовой механизм. Мэт все понял. Он вспомнил, как Ли Лутан сказал ему, что здесь находится самая страшная вещь в мире — самопознание. Ему стало ясно, перед каким выбором его поставит Ли, и Мэт потерял сознание.

Он пришел в себя в камере. Настоящая Мэйхуа склонилась над ним. Она вытирала его лицо теплым душистым полотенцем.

— С тобой все в порядке? — хрипло спросил Мэт. — Ты жива!

Мэйхуа мрачно кивнула.

— Ли рассказал мне, что он тебе устроил.

Мэт спустил ноги с кровати. Голова у него закружилась, и он застонал.

— Ты должен поесть. Вот чай.

В голове Мэта опять завертелись воспоминания, в точности так же, как это произошло на берегу, где они сидели с Цзияном. Квартира в Тайбэе. Напитки. Звонок в дверь. Провал в бессознательное состояние.