Когда-то, в самом начале их супружеской жизни, и она пылала к Назри страстью. Его невозможно было не любить за одну только его щедрость. Однако чем сильней становились ее чувства, тем холодней казался ей Назри. И когда однажды, сразу после рождения Нариман, она открыла ему свое сердце, Аббани насмешливо заметил:

— Не страшно, это пройдет. Это как лихорадка. Может, только похудеешь немного.

В тот же день ее любовь умерла.

А потом Карам рассказал ей об Асмахан, шлюхе высшего класса, которую Назри навещает ежедневно вот уже много лет. Проститутка как будто влюбилась в него, но, когда он не ответил на ее чувства, Асмахан перестала его принимать. А потом случился этот скандал с женой каллиграфа. Альмас давно подозревала неладное: уж слишком часто Назри поднимался в мансарду. История с Нурой ранила ее больней, чем визиты к проститутке, потому что на этот раз Назри развратничал не где-нибудь, а у нее в доме.

Падение и перелом не стали ему уроком, он взялся за старое, прежде чем сняли гипс. И сразу же принялся за постройку новой винтовой лестницы из железа.

Тогда Альмас обратилась к дяде Караму, и тот, как всегда, немедленно явился на ее зов. Он был, собственно говоря, дальним родственником ее отца, но часто помогал ей и ничего не требовал взамен. Ее успокаивал низкий голос дяди Карама. Карам часто давал ей советы, при условии, что она не станет рассказывать об этом мужу, которого он недолюбливал.

Дядя Карам решительно встал на сторону Альмас, в то время как родители пытались ее урезонить. Он не знал компромиссов. Он намекнул, что в случае с Нурой Аббани взял на себя роль сводника, однако посоветовал Альмас набраться терпения и молчать, иначе Назри просто вышвырнет ее вон и ей с Нариман придется жить в нищете. У него в судах все схвачено, говорил дядя Карам.

Назри должен умереть, так для нее будет лучше. Так ей больше не придется разыгрывать из себя покорную супругу и давать ему приют, в то время как другие жены давно указали ему на дверь. Кроме того, это единственный для нее способ обеспечить будущее себе и своей дочери.

— Скажу тебе как есть: Хамид все равно до него доберется. Это вопрос времени. Три раза Аббани удавалось от него ускользнуть. Твоя задача — извлечь из этого пользу.

Альмас немедленно позвонила Тауфику и предупредила, что в ближайшие полтора часа хочет к нему зайти. Он должен быть один, потому что она хочет поговорить с ним с глазу на глаз. У нее появилась идея, но это не телефонный разговор.

Карам улыбнулся, обнял Альмас и ушел.

Двенадцать ударов в сердце нанес своей жертве Хамид Фарси. И каждый из них был смертельным, как показало вскрытие. Назри не успел опомниться, чтобы достать из кармана пистолет. Впрочем, за всю свою жизнь он не сделал ни одного выстрела.

И много лет спустя вспоминал Фарси последние мгновения жизни Назри Аббани.

— Хамид, ты сумасшедший, — хрипел тот. — Ты убиваешь меня, а я не причинил тебе никакого зла.

— А как же моя жена, негодяй? — рычал Фарси.

Назри лежал в луже крови. На мгновение он поднял руку, как утопленник. Его губы дрожали в слабом свете уличного фонаря.

Пожизненное заключение — минимум, что можно было дать за столь жестокое предумышленное убийство. Рашид Сабуни — один из лучших адвокатов Дамаска — даже не пытался переубедить в этом судью и присяжных. Не только число ударов, все говорило против Фарси. Владелец кафе Карам Мидани также свидетельствовал не в его пользу. Он утверждал, что с тех пор, как пропала жена обвиняемого, он был одержим одной-единственной идеей: мести Назри Аббани.

Хамид Фарси тряс головой. Ему казалось, он сходит с ума. Он сообщил суду, что свидетель состоит в тайной организации, члены которой называют себя «чистыми», и является известным в городе гомосексуалистом. Кроме того, он настраивал Назри Аббани против него и даже дал тому пистолет. Хамид Фарси совершенно потерял голову и чуть было не набросился на Карама Мидани, после чего двое полицейских удалили его из зала заседания.

Вопиющее неуважение к суду, а также полное отсутствие раскаяния сделали свое дело: Хамид Фарси получил пожизненный срок. Из него без малого два года он отсидел в Дамасской цитадели, где, к негодованию клана Аббани, был заключен в одну из трех привилегированных камер, называемых «виллами». Он снискал расположение начальника тюрьмы, для которого делал каллиграфии. Жалобы не помогали: клан аль-Азм, к которому принадлежал начальник, был еще могущественней клана Аббани.

Младший брат Назри Мухаммед, потерявший голову от горя и ярости, сумел подкупить одного убийцу, отбывающего срок в той же тюрьме, с тем чтобы он расправился с Хамидом Фарси. Однако тот был обнаружен надзирателем, охраняющим «виллу». Трех ударов в лицо оказалось достаточно, чтобы преступник назвал имя своего заказчика.

Мухаммеду грозило обвинение в подстрекательстве к убийству.

Адвокат взялся замять дело при условии, что Аббани подпишут составленную им бумагу. В чем именно состояло соглашение, он открыл лишь на следующий день после его заключения. И тогда братья Назри, к своему негодованию и ужасу, узнали, что отныне они берут на себя полную ответственность за все то зло, которое может случиться с Хамидом Фарси в тюрьме.