Хозяин мула добежал до перекрестка, неподалеку от которого, опершись на огромные топоры, смеялись и курили трое мужчин. Потом к ним подошла женщина и купила два полена. Один из дровосеков тут же разрубил поленья на кусочки. Он был албанец и таким образом зарабатывал себе на хлеб.

Дамасские точильщики ножей происходили из Афганистана, часовщики из Армении, продавцы ковров из Персии, а уличные торговцы орехами из Судана.

В начале февраля погода улучшилась. После нескольких солнечных дней дамасцы вздохнули с облегчением. Даже мать Салмана почувствовала себя лучше. Щеки ее порозовели, а в голове тут же созрело множество планов. Однако врач советовал ей беречь силы.

Однажды за завтраком мать удивила его необычной просьбой.

— Знаешь, о чем я мечтаю? — спросила она. Салман покачал головой. — Прокатиться по нашему двору на велосипеде. Сама я ездить не умею, но если бы ты взялся меня прокатить, я была бы тебе благодарна. Ты можешь выполнить это мое желание?

— С удовольствием, — ответил Салман.

И в один прекрасный день после работы он въехал во Двор милосердия на велосипеде, подстелил на багажник стеганое одеяло и пригласил мать садиться.

Они сделали первый круг. Все соседи вышли на улицу и уселись на своих табуретках полюбоваться счастливой женщиной. Пекарь Бакарат, отец множества красивых дочерей, к тому времени уже замужних, бросил Мариам красную вертушку на длинной палке. Она со смехом подхватила ее, любуясь крутящимся на ветру красным колесиком. Впервые в жизни Салман слышал, как она пела веселую песню.

Больше двадцати кругов сделал по двору Салман. К нему присоединились и другие велосипедисты. Все мальчишки, у кого был транспорт, разъезжали с ним в тот день по двору с криками и песнями. А полицейский Камиль, отец Сары, стоял посредине в форме и со свистком и регулировал движение.

Салману бросилось в глаза, как хорошо выглядит Камиль по сравнению со своей женой. Мать Сары казалась старой и изможденной, к тому же была очень ревнива.

— Каждый вечер она проглатывает свою ревность и решает доверять мужу, — говорила Сара. — Но стоит ей ночью открыть рот, как ревность вылезает на свободу. И когда ранним утром отец уходит на работу, ревность проворно вскакивает матери на плечо и шепчет ей в ухо, что ее подозрения не лишены оснований. И она кормит эту мерзкую тварь, словно домашнее животное. К вечеру ревность становится величиной с курицу. А когда отец возвращается с работы, матери становится стыдно, и ее поцелуи полны раскаяния. Тогда она убивает свою ревность и снова съедает ее.

Наконец, обессилевшая и счастливая, мать попросила Салмана остановиться. Он подвез ее к дверям квартиры, где Мариам слезла с багажника и обняла сына.

— Это было прекраснее, чем мечта, с которой я не расставалась с самого детства, — сказала она.

Через неделю Мариам впала в кому. Салман сидел у ее постели и тихо напевал. Иногда ему казалось, что мать делает слабое движение рукой, выражая тем самым желание слушать его и дальше.

В конце февраля, через день после увольнения Салмана, она умерла. Это произошло ночью, на ее губах застыла едва заметная улыбка. Салмана разбудил крик отца, который рыдал, как ребенок, целовал мертвую жену и просил у нее прощения. Под ее подушкой обнаружили красную вертушку на палке.

После случая с нищим Салман целую неделю не появлялся в кафе Карама, а в пятницу не пошел к нему домой. Через несколько дней Салман приехал к горшечнику, чтобы оставить там велосипед, и увидел Карама. Закончив со своей машиной, юноша собрался было исчезнуть, но Карам схватил его за руку.

— Погоди, куда ты? — Голос его звучал приветливо, почти умоляюще.

Салман молчал, опустив глаза.

— Ты должен понять меня, — продолжал Карам. — Я не могу накормить всех голодных в этом городе.

— Никто и не требует от тебя этого, — отвечал Салман. — Я просто хотел снова видеться с Пилотом. В тот день я не предупредил тебя заранее, и это обидно. Но я вовсе не хотел тебя разорить.

— Нет, ты не хотел меня разорить, — согласился Карам. — Мне очень жаль, что так получилось, и я прошу у тебя прощения. Помиримся?

Салман кивнул, и Карам обнял его.

— Не так крепко, а то еще дойдет до Бадри, — пошутил Салман.

Они направились в кафе.

— Ну? — спросил Карам, уединившись с Салманом за столиком в углу. — Что нового на любовном фронте?

Но Салману совсем не хотелось говорить с ним о Нуре. И не из-за недоверия к Караму. Просто он ни с кем не хотел делиться самой драгоценной из своих тайн.

— Любовь по-прежнему есть только с моей стороны, — вздохнул Салман. — Возможно, я ей нравлюсь и она жалеет меня, однако остается верной своему мужу и не хочет иметь дело с лопоухими мальчишками. — Он усмехнулся и хмыкнул про себя, да так глубоко, что чуть не подавился.

Это его письма заставили Асмахан забыть, что она ни в кого не должна влюбляться. Это из-за них она теряла власть над своим сердцем и никогда не изменявшую ей трезвость ума, стоило лишь Назри переступить порог ее дома. Он снова превратил ее в ту девочку, что больше десяти лет назад с трепетом ожидала признания своего избранника и не спала ночами, если его очередное письмо запаздывало.