Чириков Евгений Николаевич
Шрифт:
— Не умеешь.
— Я буду стоять перед тобою на коленях, смотреть в твое личико и плакать о своих грехах…
— Завтра, после обедни… А пока до свиданья!..
— Дай поцеловать хоть руку!
— Нет.
Печально понурив голову, я шел по пустынному коридору номеров и потом бесцельно бродил по улицам. Завтра!.. И завтра она весь день не будет смеяться!.. И завтра она не поцелует!.. И завтра она будет гордой, холодной принцессой!.. «Русалка, Русалка!..» — шептал я сухими губами, сгорая от счастья… Пришло «завтра»… Так оно и вышло… Пошел и я к обедне и все время не сводил глаз с белого ангела с золотистыми волосами. И сердился на ее святость: не хочет обернуться, не хочет подарить ласковым взглядом… Прямо не существую!.. После причастия холодно приняла мое поздравление и выдернула руку, когда я сделал попытку наклониться… Молча шли мы из церкви. Я сердился на холодность…
— Мы уже похожи на законных супругов!..
— Что ты говоришь?..
— Пойдем сегодня в театр!.. Приехала оперная труппа: это здесь редкость. Ставят «Фауста» [248] … Пойдем, Русалочка! Прошу тебя! Не отказывай мне в этом удовольствии! Ты слушаешь или нет?.. Где ты витаешь мыслями?..
— На «Фауста»?..
— Ну да!
— Там — черт…
— Но там есть и ангел!.. Ты просто капризничаешь…
Я пустил в ход все свое красноречие, всю свою иронию, всю хитрость и логику…
248
«Фауст» — опера фр. композитора Ш. Гуно, написанная на сюжет И. В. Гете в 1859 г. «Мифологема» этой оперы занимает особое место в творчестве Чирикова — им в 1898 г. написан рассказ «Фауст».
— Ну хорошо. Пойдем!
— Наконец-то!..
Я повеселел.
— Хитрый ты!..
Ну, слава Богу, наконец улыбнулась!.. И даже погладила сердце ласковым, немного лукавым взглядом.
— Идем брать билеты!..
Взяли билеты.
— Пойдем ко мне!..
— Нет.
— Ну, к тебе!
— Нет.
— Ни туда, ни сюда!.. Я даю тебе честное слово, что ничем не оскорблю твоей святости!..
— А ты думаешь, что я сама…
Она не договорила…
— Значит, до вечера?..
— Да.
— Я зайду за тобой в шесть вечера.
— Заходи в семь…
— В половине седьмого…
— Не ранее семи!..
Русалка пожала мне руку и скрылась за дверью номеров. Я посмотрел на часы и вздохнул: до семи оставалось ровно восемь часов. Куда их деть?.. Пойду домой, возьму Маркса и углублюсь в изучение!.. Что, в самом деле, за миндальничанье!.. Не мальчик. Не гимназист… Прихожу домой, а там шафера, товарищи по ссылке. Ругаются на партийной почве. Обрадовались появлению нового человека и схватили за горло вопросами… Ничего не понимаю, притворяюсь, что слушаю, вникаю, мотаю головой, а в голове вместо Маркса — Русалка!.. Шум — неприятен, хочется одиночества, хочется спрятаться от всех, лечь, закрыть глаза и думать только об одной Русалке. Мешают думать, раздражают…
— Что ты печален?..
Злые шутки:
— Завтра женится… Радоваться особенно нечему!..
— Полина Владимировна все молится!..
— Каким богам?..
— Она беспартийная…
Ушел за перегородку, бросился на постель и заткнул уши.
— Что с тобой?
— Голова болит.
— Идем сегодня на «Фауста»?
— Н… не знаю…
Никуда не спрячешься. Хотелось посидеть вдвоем и слиться душами в радостных и скорбных звуках музыки, а тут эти… иронически настроенные товарищи… В чем дело? Почему любящий человек в их глазах только мишень для пошлого остроумия?.. Неужели мы с Русалкой — только смешны?.. Никуда не спрячешься от Мефистофеля…
Один из товарищей подошел к постели, положил свою руку мне на лоб и сказал:
— Никакой температуры!
Потом взял лежавшую рядом со мной книгу, посмотрел на заглавие и, отбросив в сторону, печально свистнул:
— С Марксом спишь?.. Перед свадьбой-то?
Это была уже не шутка, это — оскорбление!.. Оно переполнило мою душу неистовством. Я вскочил с постели, крикнул: «Идиоты!» — и, хлопнув дверью, ушел из дому. И опять я бродил по улицам, выбирая самые малолюдные, захолустные. Вышел за город и только тогда свободно вздохнул. Тихий вечер был полон предчувствий и близкой весны. В сумерках, синеватых и розовых, среди глубокой тишины слышался шепот тающих снегов. На закате громоздились розовые сказочные замки неведомого счастливого царства… В душу веяло от них тихим удовлетворением и кроткой примиренностью с землей и небом. И вдруг мне захотелось упасть на колени, молиться, и сладостно плакать… «Русалка! Русалка!.. Видишь — на моих глазах слезы?..»
Плавно понеслись из города удары церковных колоколов, и меня вдруг потянуло назад, в сверкающий вечерними огнями город, где пряталось мое счастье… Шесть часов!.. Уже шесть часов!.. Оглянулся, быстро перекрестился и, нахлобучив шапку, быстро зашагал к городу. Пришел, конечно, рано: семи не было. Русалка одевалась и не впустила меня в комнату. В ожидании я мерил коридор номеров крупными шагами и сердился, что маятник часов стукает медленно-медленно…
— Можно! — прозвучал наконец в тишине любимый голосок через приоткрытую дверь, и я, едва сдерживая ноги, степенно вошел. Русалка была нарядна и восхитительна… Я смотрел на нее изумленными глазами, и у меня рождалось сомнение: «Неужели эта сказочная принцесса, прекрасная и гордая, любит меня и завтра сделается моей женой?» Невероятно!..
— Опять смотришь в упор!..
— Не буду…
Да, лучше уж не смотреть… Прыгает сердце в счастливой, сладкой тоске… О чем? Не знаю… Я стоял у окна, смотрел на улицу и тихо напевал мотивы из «Фауста». Рисовался сад, лунная ночь и счастливые Фауст и Маргарита…
— О, позволь, ангел мой, на тебя наглядеться! — жалостливым тенорком вытягивал я, стараясь не глядеть на Русалку.
— Пора?..
— Да, пора, пора… Дай, я помогу тебе надеть шубку!
— Сама!..
— Нет, нет!.. Голова кружится от твоих духов…