Шрифт:
— А нужно?
Тот не стал отвечать.
— Ты пришла меня утешить, милая? — вдруг слабым голосом произнес человек, в упор глядя на девушку.
Та отстранилась. Командир хмыкнул и недоуменно посмотрел сначала на нее, а потом на него. Человек выдержал короткую паузу и с грустью, с болью вдруг выдохнул в холодный ночной воздух:
Все отнято: и сила и любовь. В немилый город брошенное тело Не радо солнцу. Чувствую, что кровь Во мне уже совсем похолодела.Стихи медленно воспаряли к луне, а слушатели растерянно хранили молчание. Неожиданность их совершенно обезоружила, заставив усомниться в реальности происходящего. Здравый смысл твердил, что такого не может быть — времена поэтов и романтиков давно канули в Лету. Казалось, то ли они попали в сказку, то ли умирающий над ними изощренно издевается. Впрочем, он мог и просто бредить.
Наконец командир, справившись с собой, опять задал свои вопросы:
— Кто такой? Откуда шел? Куда? Зачем?
Но человек по-прежнему его не видел, он смотрел только на девушку:
Веселой Музы нрав не узнаю: Она глядит и слова не проронит, А голову в веночке темном клонит, Изнеможенная, на грудь мою.Лицо девушки потемнело, в глазах мелькнули молнии. Пожалуй, будь незнакомец не ранен, заработал бы сейчас пощечину.
Командир негромко спросил:
— Вы что, знакомы?
— Первый раз его вижу, — мрачно отозвалась девушка.
— А он, по-видимому, тебя знает.
— Только кажется.
Командир вдруг подмигнул ей:
— Не молчи.
Она вопросительно изогнула бровь, и командир повторил:
— Отвечай.
Девушка сделалась еще мрачнее, подняла глаза к небу, вспоминая все стихи, что знала когда-то, вздохнула и тихо промолвила:
— О тебе вспоминаю я редко…
Человек попытался приподняться и застонал, а она вдруг с неожиданным чувством продолжила:
Я не знала, ты жив или умер, — На земле тебя можно искать Или только в вечерней думе По усопшем светло горевать…Замолчала, поднялась и отошла в сторону, отвернулась, глядя во тьму.
Командир, немного повысив голос, в третий раз с нажимом повторил:
— Кто? Откуда и куда? Зачем?
На лице раненого тенью мелькнуло удивление, казалось, он только сейчас заметил, что тут есть и другие люди, и тускло ответил:
— Я уже мертв. Откуда у мертвеца имя? Имена бывают у живых. Шел с Третьяковской. Сюда. А зачем?.. — он умолк, пристально глядя на тонкий девичий профиль в водопаде лунного света.
Пусть она — другая, пусть не ее он ждал на этом месте целую вечность назад, — пусть. У нее своя печальная история, которую хочется забыть, у него — своя. Но он все равно благодарен надежде и памяти за их ложь, за то, что привели сюда. Все эти пустые неуютные годы, все опасности и унижения — все ради этого момента. Все не напрасно.
— Потому что не могу по-другому, — закончил он.
— Дурак, — прошептала она, но ветер тут же унес слова.
— Ладно, достаточно, — командир решительно поднялся: сказанного и впрямь было достаточно.
Он подошел к девушке, коротко спросил:
— Донесем?
Та пожала плечами.
— Должны!
А раненый впал в странное состояние. Он не слышал и не чувствовал больше ничего: ни как его перекладывали на плащ-палатку, ни как подсовывали под руку гитару. Он видел только девичий силуэт, красиво подсвеченный луной, — облако волос, словно нимб.
Командир негромко, но энергично скомандовал:
— Взялись! — и бойцы подхватили импровизированные носилки.
Девушка повернулась. Свет блеснул на ее щеках, прикоснувшись к дорожкам соленой влаги, и он, внезапно уже не мертвец, а вновь музыкант, утонул в глубине ее глаз.
Артем Степанов
Прошедший день
В который раз ему приходилось бежать. Убегать от новой жизни уже порядком надоело, но что поделаешь: когда на кону твоя жизнь, побежишь как миленький. Впрочем, сегодня обстоятельства складывались вообще не в его пользу. Одно дело — убегать одному, сколько раз приходилось, но когда рядом с тобой еще один человек… Казалось бы — напарник, все проще, но даже тут фортуна обломала его. Напарник, как же! Напарница. Кто бы мог подумать. Ребята у костра долго бы смеялись. Романтик хренов. Вот и пожинай теперь…