— Вы случайно не видели Эстер? — спросила Беверли.

— Эстер? — повторил Билл.

— Вечером мы вместе слушали Мика Джеггера, — сказала Беверли. — Кстати, и в Монтану приехали вместе. А ночью после убийства того негра… вы слышали об этом?

— Слышал, — сказал Билл.

— Ночью Эстер стало плохо, — сказала Беверли. — И пока я ходила, разыскивая бутылку колы или стакан воды для нее, она исчезла. Всю ночь я ее ждала, мерзавку, думала, вернется, и утром искала, но, конечно, разве в трехсоттысячной толпе…

— Ну, конечно, — сказал Билл, — конечно. Не ищите ее, Беверли!

— Как не искать, — сказала Беверли, — у меня ее сумка и деньги, как она без них, непрактичная, не созданная для этой жизни глупышка…

— Не созданная. Вот это верно. Потому она и ушла из нее, — сказал Билл.

— Кто — ушла? — спросила Беверли.

— Эстер, — сказал Билл.

— Я притворилась, будто не расслышала или не поняла, — сказала Беверли, — хотя давно уже знала, что она умерла и я теперь совсем, навсегда одна. Что еще за новости, «ушла», сказала я Биллу, забрела, наверно, куда-нибудь, черт-те куда, разве найдешь ее в этой окаянной толчее? Я ведь как раз с пункта первой помощи, смотрела списки пострадавших, нет ее там.

— Ее бы внесли, — сказала Беверли, — если бы унесли…

— Беверли, успокойтесь, — сказал Билл, — я же знаю…

— Не надо, — сказала Беверли, — меня успокаивать, не так-то легко я теряю лысую свою…

— …знаю, что вы не теряете головы, — сказал Билл, — умеете владеть собой, да сядьте же…

— …зачем мне садиться, — сказала Беверли, — вы просто перепутали, вы не ее видели…

— …нет, ее, — сказал Билл, — но не на носилках.

— Не на носилках? — сказала Беверли. — Быть не может.

— Йожеф, — сказал Билл, — тоже тяжело…

— …ранен? — сказала Беверли. — Об этом я не слышала…

— …не слышали? — сказал Билл. — Да присядьте вот на этот ящик!

— Так он тоже? — спросила Беверли.

— Эстер, — сказал Билл, — умерла.

— Да, — сказала Беверли, — знаю. А Йожеф?

— Он-то жив, — сказал Билл, — но тяжело…

— …ранен, — сказала Беверли, — да, понимаю…

— Дождь, к счастью, прекратился, — сказала Беверли, — все поднялись и потянулись…

— …ну да, на заключительный концерт, который, слава богу, состоялся, — сказала Беверли, — тысячи, десятки тысяч со всех сторон…

— Слава богу, удалось уговорить ее зайти в пустую палатку, — сказал Билл, — там я ее, наконец, усадил…

— …ну да, — сказала Беверли, — в пустой палатке на складную кровать — мы сняли с нее два рюкзака — намусорено там — неряхи — даже не подметали — сигаретные окурки везде…

— Она не плакала, — сказал Билл.

— …ну да, — сказала Беверли, — керосин в лампе кончился — фитиль еще дымился — обугленный — пустые консервные банки — на полу грязный носовой платок — и на койке — юбку порвала где и как неизвестно — вот на этом самом месте…

— Она не плакала, — сказал Билл.

— …ну да, — сказала Беверли, — вот на этом самом месте я окончательно и бесповоротно убила и схоронила ее, и меня даже не посадили.

— С трудом она поднялась, словно собираясь идти, — сказал Билл, — потом опять опустилась на койку.

— Билл, вы поверхностный, легкомысленный человек, сказала я, хотя придерживаюсь о нем лучшего мнения, — сказала Беверли, — пускай вы аккуратны, я знаю, и образцовый семьянин, все свои заработки домой отсылаете, чтоб вам провалиться, и вообще ежеденно и еженощно неоценимый вклад вносите в развитие американской цивилизации, но вы верхогляд, пропади вы пропадом, сказала я ему. Вы проверили, убедились, что Эстер действительно мертва?

— Убедился, — сказал Билл.

— Убедились… — сказала Беверли, — но какое вам, собственно, дело…

— До Эстер? — сказал Билл.

— Он повесил свою честную белокурую голову, — сказала Беверли, — и, покраснев, с типичной этой нашей англосаксонской застенчивостью отвел глаза.

— Девять или десять лет назад я хотел… жениться на ней, — сказал Билл.

— Браво! — сказала Беверли. — Все, что ли, вы хотели? Чтоб вам всем провалиться!