Я еще немного постоял на тропе, согнувшись буквой «Г», отдышался, отряхнул пыль с одежды, полюбовался яркими звездами, сплюнул пару раз под ноги и потопал в лагерь. Холодно здесь сегодня.

Я проснулся от какого-то тихого шума, но глаза открывать не стал. Тело обволакивало приятное ощущение наполненности, спокойствия, полного и самого настоящего комфорта. Словно я погрузился в бассейн с водой, температура которой с точностью до сотой доли градуса совпадала с температурой моего собственного тела. Я словно растворился в этом бассейне и стал его содержимым, одним большим Я на тысячи литров.

Ничего не болело, не ныло, не тянуло, не поскрипывало и не хрустело в суставах, все мышцы были расслаблены. Очень хотелось остаться в этом состоянии подольше. Сама мысль о том, что нужно включаться в окружающую реальность и попадать под поток привычных внешних раздражителей, была ужасно противна и неприемлема сознанием. Ну, еще немножко не открывать глаза, еще чуть-чуть не слышать этот тихий разговор Аммонита с каким-то стариком… А-а-а, черт! Реальность таки прорвалась в сознание, вытесняя тень сладкого сна.

Я приоткрыл глаза и осмотрелся. Кроме меня, в небольшой светлой юрте находились еще двое – мой новый напарник и седой морщинистый старец, похожий на отшельника. Старик сидел слева от меня у небольшого сложенного из камня очага и покуривал трубку. Практически сразу я догадался, что это какой-то местный шаман, об этом говорил весь внешний вид старца. Его длинные седые волосы с вплетенными в них тряпками, лентами, перьями и мелкими косточками свисали до середины туловища. Темная поблескивающая накидка на его плечах тоже изобиловала разного рода висюльками и магическими атрибутами. На груди красовался амулет – золотой диск одного из местных артефактов. Вот только я никогда не видел, чтобы хоть один такой диск имел в самом центре отверстие, как этот.

Но самыми удивительными у старика были его глаза. Меня поразил их яркий и глубокий цвет, плавающий где-то между голубым и синим, словно они были двумя маленькими форточками в бездонное небо. Подобных глаз я еще никогда не встречал. Внимание невольно задержалось на этой необычной детали, и только через десяток-другой секунд я продолжил осматривать помещение сквозь узенькую щелочку едва приоткрытых глаз.

Скромное убранство юрты в основном состояло из масок, висюлек-побрякушек, тотемов и прочего подобного барахла, развешанного по стенам и под сводом. Странным показалось лишь то, что освещение внутри было слишком ярким и белым, не мог огонь так осветить эту каморку. Но другого источника света я пока не заметил.

Дальше внимание переключилось на моего нового напарника. Аммонит сидел у очага справа от меня, подобрав под себя ноги, и что-то тихо говорил старцу, при этом он вяло жестикулировал и удерживал на весу дымящуюся пиалу. И только сейчас я заметил, что и сам тоже сижу у костра! Не лежу, как положено раненому, а именно сижу, причудливо подогнув под себя ноги, как прежде этого никогда не делал.

Кто и зачем меня в таком виде приткнул поближе к огню, я не мог понять, но какого-либо неудобства от непривычной позы не ощущал. Видимо, мое тело слегка шевельнулось, когда в сознание влетел сей странный факт, и шаман на миг прервал свою речь и окатил меня ледяным взглядом своих слишком ярких для человека глаз. Я тут же захлопнул приоткрытые моргалки и, притворившись деревом, прислушался к их беседе.

– …ради добра и всеобщего блага твой отец все это делал, – негромко и размеренно говорил старик, обращаясь к моему напарнику, – пусть и не понимал всего до конца. А ты-то зачем туда стремишься? Для себя одного ведь стремишься? Что получишь от того?

– Ответы на свои вопросы получу. Свободу получу, когда пойму все. Разве не ясно? Меня же здесь, в этой заднице, только это и держит.

– Почти все ответы ты можешь получить прямо здесь и сейчас. – Шаман на секунду замолчал, видимо, затягиваясь дымком. – Часть ответов ты уже и сам знаешь.

– Часть? Почти все? – Аммонит хмыкнул и шумно отхлебнул из своей пиалы. – В том-то и загвоздка, что не все… Не сложится до конца картинка, если хоть один ее элемент будет отсутствовать. Есть вопросы, ответы на которые я смогу найти лишь в самом центре этой Зоны. Или ты мне дашь ответ, что там тогда случилось?

– Туда я не могу заглянуть, там я слеп и глух. Дано мне слышать лишь голос земли да шепот нашегонеба. Они предупреждали меня о беде куда большей, чем та, что думал твой отец остановить. Тогда, перед уходом, я ему это и сказал, предупредил его. Думаю, Станислав сделал там свой выбор и поступил, как считал нужным.

– Что ты имеешь в виду? О каком выборе говоришь? Что именно ты ему сказал?

– А сказал лишь то, что сам услышал. Обманут был твой отец теми, кто за помощью к нему явился. Но и они в свою очередь обмануты были кем-то другим, кем-то не отсюда.

– Хочешь сказать, что все эти россказни монахов о грядущей катастрофе – ложь? Нам ничего не угрожало, и врата в чужой мир всегда будут работать лишь в одном направлении?

– Правда и ложь – субстанции взаимопроникающие. Не существуют они в чистом виде – нежизнеспособны. Да и не так они страшны, как недосказанность. Правду сказали его друзья, тогда было именно так. И, запустив свою машину, он бы действительно закрыл этот разлом и разорвал бы связь наших двух миров. Но, сделав это, он еще бы и выпустил на свободу то, что заперто было в самом разломе.