— Крен, перестань паясничать, — не на шутку рассердилась миссис Чандлер, и глаза ее сверкнули — то ли от обиды, то ли от гнева. — Ты всегда все извращаешь. Я-то здесь при чем? Каждый может высказать свое мнение, не так ли? — И улыбка снова заиграла на ее губах. — Официант! Стакан воды, пожалуйста.

— Если вам так хочется войны, сами и воюйте, — не сдавался Крендалл. — Веселого тут мало. Мы-то очень хорошо знаем, что такое война.

— Мы, кажется, тоже не стояли в стороне, пробормотала миссис Чандлер. — Вам это не хуже моего известно. Мы тоже теряли руки, ноги, глаза.

— Может быть, скажешь, что и ваши младенцы теряли?

— Ну тебя, — отмахнулась она. — Посмотри, что ты наделал: Клод снова загрустил.

— Разве я был сегодня грустный? — с любопытством спросил я.

Подошел официант со стаканом воды.

— Вода для вас, мадам?

— Да. Глупо, не правда ли? — она одарила официанта улыбкой. Когда он ушел, она вдруг посмотрела мне в глаза. — Не думайте, что я черствый и сухой человек, Клод. Я восхищаюсь вашим мужеством, признаю ваши жертвы. Я не могу не видеть всех разрушений, когда приезжаю в Лондон, и мне иногда просто хочется плакать. Но факты — упрямая вещь.

— Если знаешь факты! — запальчиво воскликнул Крендалл.

— А кто их знает? — промолвила миссис Чандлер с милой покорностью и миролюбием. — Поэтому не будем больше спорить, Крен. Посмотри, кто-то здоровается с тобой. Или, может быть, это с Клодом?

— Нет, это со мной, — сказал Крендалл, обернувшись, и помахал кому-то рукой. — Это Хезерингтон. — И Крендалл сообщил, что это новый редактор одной из лондонских газет. Лет десять или двенадцать назад, когда Хезерингтон вел общий раздел в провинциальной газетке, Крендалл, живший в Париже, изредка посылал ему свои статьи. — Вы не возражаете, если я приглашу его? Он полезный человек, к тому же интересный собеседник. — Он направился к Хезерингтону.

— Как мало мы знаем собственных кузенов, — тихонько сказала миссис Чандлер. — Не представляла, что у Крена могут быть интересные друзья. — Она подняла бокал. — О присутствующих я не говорю. Ca va sans dire [5] . Мне удастся повидать вас в мой следующий приезд?

Я выразил надежду, что это обязательно случится.

Вернулся Крендалл с Хезерингтоном, очень высоким, широкоплечим ирландцем, который был уже изрядно навеселе. Его черные вьющиеся волосы были красиво подстрижены и блестели от бриллиантина, густые черные брови нависали над ярко-синими глазами. У Хезерингтона был до смешного короткий и толстый нос, несоразмерно длинная верхняя губа и ослепительно-белые зубы. Как только Крендалл представил его нам, Хезерингтон стал рассыпаться в извинениях за то, что бесцеремонно вторгся в нашу компанию.

— Что вы! Какая тут бесцеремонность! — мило защебетала Харриет, сразу же взяв на себя роль хозяйки. — Клод, подвиньтесь немного. Здесь вполне можно поставить еще один стул.

— Чудесно! Чудесно! — воскликнул Хезерингтон, потирая большие чистые и надушенные руки. — Рад видеть тебя, Крен, старый конокрад! — И, повернувшись к Харриет, спросил: — Кажется, так у вас принято приветствовать старых друзей?

— Вы удивительно тонко подметили, — заметила Харриет. — Вы очень наблюдательны.

— Надеюсь, вы не шутите? Как вам понравилась Англия?

Харриет принялась терпеливо рассказывать о своих впечатлениях.

— Все пойдет из рук вон плохо, — сказал Хезерингтон, выслушав ее, — если…

— Если что?

— Если мы не сменим правительство. «Мерцай, мерцай, далекая звезда»… — Он неожиданно захихикал. — «Назад к счастливым временам, назад к тому, что мило»…

— Смотря кому что мило, — сказал я.

— Только не втягивайте меня в политические дискуссии, — сказал он с отвращением. — Это так банально. — Он уставился на меня, словно надеялся, что под его взглядом я начну уменьшаться в размерах, а потом и вовсе исчезну, но вдруг круто, как балерина, делающая пируэт, всем корпусом повернулся к Харриет Чандлер. — Вы со мной согласны? Там, у себя, вы не теряете времени даром. Полная свобода частной инициативы…

— А цены бешено скачут вверх, — ядовито вставил Крендалл. Он упивался своим неожиданным радикализмом. — Дают нам доллары взаймы, чтобы мы купили парочку ящиков яичного порошка, а затем взвинчивают цены и — гоп! — вместо пары ящиков извольте получить всего один, а потом и того не получишь. Известно ли вам, в Америке, что яичный порошок отныне стал нашим основным продуктом питания?

— В рот не беру эту гадость, — пробурчал под нос Хезерингтон. — Меня от него воротит. Предпочитаю свежие яйца из Ирландии. — Мечтательно задумавшись, он вдруг умолк, а потом замурлыкал под нос ирландскую песенку о бледной луне над зелеными холмами. — Так о чем это мы беседовали? Ага, вспомнил! Могу сообщить вам новость — всеобщие выборы состоятся осенью.

— Не может быть! — удивился я.

— Абсолютно точно. Имею сведения. Мы всегда в курсе.

— Ваша газета довольно хорошо осведомлена, как я понимаю, — заметил Крендалл. Не так ли? Кого же вам удалось подкупить?

Хезерингтон, чрезвычайно довольный собой, повернулся к Крендаллу.

— Представьте, удалось, — сказал он. Но взгляд его вдруг остекленел, рот так и остался открытым.

— Неужели удалось? — переспросил я.

Но рот Хезерингтона уже захлопнулся, как капкан.