Вот так, хоть и мельком, как и прежде, они опять вместе познавали и обдумывали новую жизнь.

У фонтана, около которого десятилетиями встречались разлучившиеся, они присели на лавочку. Рядом стоял какой-то пожилой и очень уставший турист. Женщина подвинулась, показала жестом, мол, садитесь. Турист присел, поблагодарил кивком головы, обратился с каким-то вопросом на английском, которого женщина не знала, как почти все англичане не знают ни одного другого языка в мире и вовсе не стыдятся этого. Ну, почему бы с них не взять пример и не любить беззаветно, в первую очередь, свой язык?

Туристу ответил мужчина, прежде живший в англоязычном мире, спросил, из какой он страны, а тот объяснил, что по национальности еврей, перебрался в Израиль из Румынии.

— Кто она тебе? — спросил турист, и женщина поняла вопрос, как понимает все каждая женщина, когда заходит речь о ней.

— Фрэнд! — ответил мужчина, хотя его спутница знала, что он уже вдовец и прилетел именно к ней. И как все женщины в мире, не показала виду, что поняла, какую меру отношений определил он ей.

Турист поднялся, поспешил к жене, которая стояла неподалеку и уже подзывала его рукой.

Набережная реки перед Московским университетом тоже очень изменилась. Прежде тихая, вдоль которой когда-то прогуливались иностранные туристы или студенты, чаще всего парень из другой страны и русская девушка, теперь эта набережная превратилась в базар. На ней длинными рядами около деревянных настилов стояли таджикские гастарбайтеры и бойко торговали… русскими матрешками. Вокруг них с диким ревом и на дорогущих мотоциклах носились рокеры.

— В Норвегии таджики на набережных захватили торговлю рыбой. Везде стоят и держат в руках рыбу, — поделился своими впечатлениями Хади и долго глядел на церквушку, у которой они когда-то поднимались из глубокого зимнего оврага. Вокруг храма на каждом пятачке теперь стояли шикарные лимузины, будто разговоры с Богом небеса неплохо оплачивают, уже по высшей таксе.

— Шумно тут, пойдем, — сказал недовольно гость, повернулся лицом к площади и удивился:

— Помнишь, тут было море цветов. Почему теперь их нет?

Да, когда-то здесь были огромные пышные клумбы из пионов, роз, гвоздик, многоцветных петуний. Но… теперь даже фонтаны не сверкали на солнце и не остужали на этом пространстве жаркого дня. Эта бесхозность как-то очень быстро, логично, будто в теореме, доказывала, что страна в упадке, она не в высь, не в мечты, похожие на неслыханную роскошь, уносится, а с трудом тянет каждый свой день.

На огромной площади, на которой они много лет назад встретились, спутники долго любовались университетом. В его комнатах когда-то, упрятавшись от мороза, грелась их любовь, но стоило покинуть эти стены, как ледяной шквал житейских бурь опрокинул женщину в сугроб, ибо ни одна женщина в мире не пережила как благость свои потери после разлуки.

А он? Когда ее потерял, вскоре зачем-то начал упорно искать. И вот они, как в далекой юности, идут по набережной реки, радуются встрече, рассказывают друг другу веселые истории и вдруг видят, что их радость, неназойливая, тихая и даже какая-то печальная, вызывает у пожилых прохожих любопытство, у молодых — гнев и грязную усмешку. Как и прежде. Когда в далекой молодости шли они по этой же набережной. Отчего он и не остался жить в стране, хотя и много хорошего было у него в Москве. В этом городе каждую минуту пришлось бы помнить, что он — черный мужчина, а она — белая женщина, и то, что они рядом, многим, видите ли, не нравилось: у одних такие отношения почему-то вызывали отвращение, у других — презрение.

Даже спустя много лет однокурсник Анны, уже писатель, устроил в своем городе в обкоме партии скандал из-за того, что ему дали квартиру в доме, в котором жил, видите ли, какой-то темнокожий человек, уже принявший советское гражданство.

— У меня черный в университете девушку увел! Я никогда этого не прощу, — орал не своим голосом Игорь в кабинете высокого партийного начальства.

Знали бы тогда в обкоме партии правду о том, что сам Игорь много лет встречался с девушкой из Чехословакии, безжалостно бросил ее, как только там начались известные события, и никогда темнокожие жители планеты не имели к его жизни никакого отношения. Просто знаменитому жителю Твери захотелось получить ордер в другом доме, более шикарном и фешенебельном, потому он пустился на такой грязный трюк.

В обкоме прогнулись перед областной знаменитостью, а тверской «самородок» затем опоганил и тех, кто выдал ему ордер на одну из лучших квартир в городе. Правда, после того, как партийцы после 1991 года покинули свои огромные кабинеты.

Гены у этих разрушителей особенные, что ли? Из поколения в поколение передаются, или какой-то микроб в них попадает, потому они до конца дней вроде как глюченные?

Но подлинных негодяев среди тех, кто не принимал отношения между людьми разных рас, все же было мало. Анна знала, обратись она к каждому человеку по отдельности, из тех, кто недоброжелательно в этот момент глядит на нее и Хади, пожалуйся на жизнь, попроси помощь, они мгновенно окажутся сердечными людьми и непременно помогут. Однако видеть рядом с белой женщиной черного мужчину, даже если они пожилые… почему-то как норму не воспринимают. То ли комплекс неполноценности от этого зрелища испытывают, вот, мол, предпочли их, любимых, какому-то, а я-то — лучше, она что, этого не знает? То ли древний комплекс защиты своего гнезда, мол, это наше, не трогай… И катись отсюда подальше. А вот за то, что ты, женщина, посмела высунуть нос, еще получишь…

— В моей стране тоже любят судачить на эту тему, — после некоторого молчания заговорил мужчина и добавил, что в Судане также не нравится, когда черный мужчина женится на белой женщине, и советуют не делать этого, ибо, с их точки зрения, белые женщины — плохие жены. А они сами, видите ли, непременно хорошие.

— Но ведь у вас за это не бьют? — спросила у спутника женщина, потому что помнила силу кулака, которым двинули ее когда-то в лифте студенческого общежития лишь за то, что рядом с ней был черный мужчина.