И вот как, над каким континентом, к какой земле спланировать, к какой ветке опуститься бы той птице, которая много лет летает в небе и почему-то каждый раз даже после долгой разлуки зовет и зовет этого черного мужчину и эту белую женщину друг к другу? Несмотря на неприязнь между расами, между респектабельным миром и не дотянувшимися до высшей планки благосостояния южными племенами. Как решить это уравнение Шредингера? Может, физики и знают, но Хади и Анне эта разгадка не далась целую жизнь. Но, может, и они уже нашли какой-то выход?

— Не переживай, мы с тобой уже не расстанемся, — произнес мужчина и добавил. — Мы теперь будем все время поддерживать друг друга. Я прилечу на следующий год. Не возражаешь?

— Виртуальная жизнь?

— Как мне тут остаться? Я не смогу заработать в России кусок хлеба. Кто мне, иностранцу, это позволит? И в нашем возрасте…

Далее оба по умолчанию не проговорили вслух то, что было обоим понятно: ломехуза не отпустит Анну в жаркую страну. Сразу поднимет голову и оживится… Возможно, пригласит и на… погост.

— Не будем об этом, — поморщился он. — Поэтому я предлагаю не виртуальную жизнь, а реальные встречи.

— Опять лишь у Венеры под боком?

— Зато как день и ночь… Непременно.

— Да уж…

Как день и ночь. Встретились и расстались. Опять встретились… Как неизбежность этого странного мира, в котором не всегда и не всем выпадает обычное счастье жить около друг друга. Однако в век с его огромными скоростями, шикарными лайнерами, роскошными виллами самым ценным осталось все же то, что никакими деньгами не купишь, — лишь близость душ, их сродство по самым невероятным, недоступным даже человеческому подсознанию, законам.

«Как день и ночь… Которые встречаются лишь на заре и после заката»… — хотелось в этот момент записать в дневник Анне, размышлявшей о том, почему же им выпало жить вечно на семи баобабах? Однако не на земле.

«И нет еще в мире планеты, на которой мне было бы хорошо на юге, а ему на севере. Вот уж это уравнение Шредингера, — гневно хотелось ей стукнуть по столу. — Ну, все же это уравнение, — замирила она себя с нынешней минутой и объяснила хотя бы только себе реальность, с которой никогда не хотелось мириться. — Время предлагает-таки уравнение. Возможностей. Исходя из фактического. Иных ходов жизнь не оставила, — подумала женщина и тут же обругала себя: — С каких это пор ты в бухгалтера превратилась? Все подсчитываешь… Главное… несмотря на годы, он… и ты… И вечное желание… тянуться друг к другу»…

— Могу признаться тебе кое в чем, — проговорил Хади, взглянув несколько смущенно на свою женщину.

— И в чем? — едва не умерла от любопытства она и, как деревенская кумушка, тут же навострила уши.

— Я тоже искал тебя по Интернету. Только в англоязычном — твоих работ нет, электронного адреса также нет. Мы живем в плохо совместимых мирах. Но я все время тебя искал…

— Неужто?

Чего больше всего хотелось Анне в эту минуту? Конечно, уйти в другую комнату, взять зеркало в руки, долго разглядывать свое лицо, сетуя на каждую морщинку, ярче накрасить брови, ресницы, губы. И за столом, будто невзначай, попросить:

— Подай, пожалуйста, чайник. Вот тут забить бы гвоздь…

А потом? Капризничать, жаловаться, то и дело прислоняться к плечу Хади, кокетничать, возможно, и вздорничать, иногда всплакнуть, рассказать о снах, о разговорах с подружками, проснувшись, сказать: «доброе утро», «пойдем завтракать», «творог в холодильнике», «мы пойдем на концерт?».

Ей хотелось теперь быть только женщиной, вновь жить, покупать косметику, шить наряды…

Конечно, в жаркой стране Анне ни в голубом, ни в белом платье уже не прогуляться вдоль южной реки, но вот в Космос, как когда-то мечталось в юности, все-таки улететь она может. В мыслях… И с высоты залунного пространства, с точки Лагранжа, в которой американцы хотят за Луной устроить пересадочную станцию для полета на другие планеты, из далекой галереи Звезд, когда вокруг — лишь бесконечность, она увидела истины, которые, возможно, и не открываются на земле, но вот в какие-то минуты жизни приходят почти как откровение просто так, с бухты-барахты никакого смешения рас и наций быть не может.

Абсолютно всех людей Земли, белых и черных, узкоглазых ханьцев и луноликих казахов, утонченных индианок и бледнолицых северных людей могут объединить только большие общие проекты по созданию благ для каждого человека Земли. Строительство плотин, гигантских водохранилищ, ухоженных, как благородные женщины, полей, машин, для которых не нужно той энергетики, из-за которой непрерывно нынче идут чудовищные войны. То есть по всей земле вновь идет перераспределение границ, чтобы и в новых вначале все подгрести под себя, а потом, будто рабам новой формации, каплями, дозированно отдавать, остальное — себе, чем и занималась уже многие века западная цивилизация.

Почувствовав, что они оба устали от разговоров, спокойных и не совсем, Анна включила телевизор, нашла программу «Наша планета», на кадрах которой не очень-то увидишь человека с его вечными проблемами, и уставилась на экран. Между зонтиками невысоких саванных деревьев в стремительном беге носились львы, антилопы, неподалеку равнодушно и тупо наблюдали эту погоню жирафы. Тех, кто слабее, конечно, вскоре нагоняли, кто посильнее, впивался зубами в жертву. Антилопы всхрипывали, трясли головой, потом с немым трагическим укором, в котором читался вопрос «за что?», мгновенно роняли головы на жесткое лоно земли. И это действо так напоминало войны, которые разгорались между людьми с той же целью: догнать, впиться в жертву, высосать из нее все, укрепить и продолжить свою жизнь за счет других.