Оставшийся по смерти старца:

Так называемая «тайна» —

Листы бумаги в виде лент,

На них цифирь, и может статься,

Расставленная не случайно.

Один знакомый программист

Искал загадку той цифири

И сообщил: «Понятен смысл

Ее, как дважды два — четыре.

Слова — «а крыют струфиан» —

Являются ключом разгадки».

И излагал — в каком порядке

И как случилось, что царя

С отшельником сошлись дороги…

3

Дул сильный ветер в Таганроге,

Обычный в пору ноября.

Топталось море, словно гурт,

Захватывало дух от гула.

Но почему-то в Петербург

Царя нисколько не тянуло.

Себе внимая, Александр

Испытывал рожденье чувства,

Похожего на этот сад,

Где было сумрачно и пусто.

Пейзаж осенний был под стать

Его душевному бессилью.

— Но кто же будет за Россию

Перед всевышним отвечать?

Неужто братец Николай,

Который хуже Константина…

А Миша груб и шелопай…

Какая грустная картина!..—

Темнел от мыслей царский лик

И делался melancolique.

— Уход от власти — страшный шаг.

В России трудны перемены…

И небывалые измены

Сужают душный свой кушак…

Одиннадцатого числа

Царь принял тайного посла.

То прибыл унтер-офицер

Шервуд, ему открывший цель

И деятельность тайных обществ.

— О да! Уже не только ропщут! —

Он шел, вдыхая горький яд

И дух осеннего убранства.

— Цвет гвардии и цвет дворянства!

А знают ли, чего хотят?..

Но я им, впрочем, не судья…

У нас цари, цареубийцы

Не знают меж собой границы

И мрут от одного питья…

Ужасно за своим плечом

Все время чуять тень злодея…

Быть жертвою иль палачом…—

Он обернулся, холодея.

Смеркалось. Облачно, туманно

Над Таганрогом. И тогда

Подумал император:

«Странно,

Что в небе светится звезда…»

4

«Звезда! А может, божий знак?» —

На небо глянув, думал Федор

Кузьмин. Он пробрался обходом

К ограде царского жилья.

И вслушивался в полумрак.

Он родом был донской казак.

На Бонапарта шел походом.

Потом торговлей в Таганроге

Он пробавлялся год за годом

И вдруг затосковал о боге

И перестал курить табак.

Торговлю бросил. Слобожанам

Внушал Кузьмин невольный страх.

Он жил в домишке деревянном

Близ моря на семи ветрах.

Уж не бесовское ли дело

Творилось в доме Кузьмича,

Где часто за полночь горела

В окошке тусклая свеча!

Кузьмин писал. А что писал

И для чего — никто не знал.

А он, под вечный хруст прибоя,

Склонясь над стопкою бумаг,

Который год писал: «Благое

Намеренье об исправленье