— Голые, — повторила Маруся, она засмеялась и беззлобно сказала: — Чудн ая. Ты что, впервой в лесу?

— Да, первый раз. У нас есть роща, но это совсем другое. Ты не знаешь, как называются такие круглые цветы? Ну те, что растут прямо на воде? — Нина махнула рукой в сторону озерка.

— То кувшинки.

Нина быстро устала, а ребята, словно назло, с пригорка неслись вприпрыжку.

— Дальше не пойдем, — наконец объявила Маруся, — тут ягоды сколь хошь. Каждый собирает сам себе.

Ребята рассыпались в разные стороны. Нине Маруся наказала:

— Смотри не отставай, звать будем — откликайся.

Оставшись одна, Нина села и с наслаждением вытянула ноги. Здесь ее никто не увидит, никто не будет смеяться, что она, как старуха, сразу уселась отдыхать. Ну и заросли! За кустами, кажется, вода журчит.

Наверное, оттого, что она отвыкла так помногу ходить, ноги страшно ныли… Она чуточку полежит на спине, с закрытыми глазами, как учила мама, и все пройдет.

Приятно лежать — трава мягкая, от ключика тянет свежестью. Вода журчит, журчит…

Нина проснулась так же внезапно, как заснула. Кругом тихо, голосов ребячьих не слышно. Только вода журчит. Она крикнула: «Аууу!» Никто не отозвался, она испугалась и закричала: «Маруууусяяяя!» Снова молчание. Побежала в ту сторону, откуда пришли, — нет никого! Может, они в прятки с ней играют? Не надо бы кричать, но она не могла удержаться и кричала все громче и громче. Маруся бы отозвалась, значит, они ушли.

Но реви, не реви, а идти куда-то надо, она поднялась и побрела наугад. И вдруг услышала — кто-то идет за кустами, тяжело идет, даже ветки трещат. Медведь! Нина хотела крикнуть, но у нее пропал голос, хотела побежать, не смогла. И почти тотчас же увидела бурую телку. Вот кто ее выведет в деревню! А вдруг телка заблудилась? Тогда ее придут искать. Телка брела не спеша, останавливалась пощипать траву, почесаться о дерево.

— Ах вот ты куда забралась!

Нина оглянулась. На нее смотрел высокий худощавый мальчик.

В руках у мальчика длиннющая палка.

Это тебя ребятишки искали? — спросил он.

— А они искали? — обрадовалась Нина.

— А как же, нешто не будут искать. Ты заблудилась, что ли?

Нина молча кивнула.

— Ничего, тут до деревни рукой подать, — мальчик говорил степенно, рассудительным тоном. Нина успокоилась.

— А зачем такая длинная палка?

— Это удилище. Ну, пошли.

Телка послушно шла за ним. Нина старалась не оглядываться на телку, еще мальчик подумает, что она трусиха.

— Тебя как зовут?

— Нина. А вас?

— Антон. В городе жить интересно: школы, библиотеки разные… — Паренек вздохнул. — Мы ведь нездешние…

— Вы жили в городе?

— Мы с Поволжья.

— А-а-а, — Нина вспомнила — бабушка читала: «…волна беженцев растет». Вот, оказывается, какие беженцы бывают.

На прощанье Антон сказал:

— Смотри не ходи одна в лес, заблудишься с непривычки.

Ребята пришли на другой день, звали ее. Но она спряталась в сенях — будут еще смеяться. Они покричали и ушли. Потом упрекала себя: противно прятаться, если еще придут — непременно выйдет к ним. Вечером на подоконнике оказался огромный капустный лист, а на нем крупная смородина. Решила — наверное, Маруся.

А ночью сквозь дрему Нина снова слышала робкие оправдания Марфушки и въедливый голос мужика. Проскрипели ворота. Залаяли собаки. Нина уже знала: когда этот страшный невидимый мужик уходит, всегда лают собаки.

Нина привыкла просыпаться на рассвете, когда пастухи гонят в поле стадо. Коровы мычат на разные голоса: одни ревут протяжно и свирепо, другие — кротко, а иные — лениво, будто спросонок. На все лады — от тонкого ягнячьего до густо-басовитого — овцы. Нине нравилось смотреть из окна на стадо, особенно на овец. Смешные, бестолковые, сбиваются в кучу, шарахаются.

В избу вошла Марфушка, а за ней с кринкой в руках соседка Архиповна, высокая костистая старуха.

— Коли недужится, нече ходить, — проговорила Архиповна, ставя кринку на стол.

Марфушка, держась одной рукой за поясницу, достала с полки кружку, налила в нее молока, дала Нине.

— Пей да ложись, раным-рано еще, — кряхтя, Марфушка опустилась на лавку. — Кабы не нужда, разве пошла. А то придет беда — и лебеда еда…

— Сулил же тебе комбед, — сказала Архиповна, она стояла у дверей, сложив руки под грудью.

— Сулил-то сулил, — Марфушка безнадежно покачала головой. — В Петуховке, слыхала поди, был комбед, да богатеи разогнали. Вот и надейся… Да и кому наперед дадут помощь — тому, у кого детишки… Не мне бессемейной…