— Фантазия? — усмехнулся Петренко. — А революция?

— Представь: я так и знал! — хлопнул ладонью по столу Федор Иванович. — Революция — твой основной козырь. Да, Красная Армия победила Антанту. Но ты прекрасно знаешь, что для этого была основательная историческая база. Была гениальная всенаправляющая рука Ленина — мозг партии, ее душа.

Они оба помолчали, а потом Федор Иванович с горечью воскликнул:

— А есть ли у нас база для построения социализма? Лорды, чемберлены — это ведь не карикатуры и дергающиеся паяцы на грузовиках агитколонн в дни демонстраций. Это реальная угроза.

Петренко покосился на Нину и сказал:

— А мы вот молодежь спросим. Ну, Ниночко, как ты считаешь: построим мы социализм?

— Обязательно! Якобсон, наш преподаватель обществоведения, говорил, что не все крестьяне собственники. Например, бедняки. Они же не собственники. И потом рабочие и крестьяне после революции работают на себя… — Нина выкладывала прописные школьные истины и ясно сознавала: Федор Иванович не слушает ее, а нетерпеливо ждет, когда она замолчит. Так и есть, он сразу заговорил:

— Я инженер. Привык считать. Однажды на досуге я подсчитал, какая потребуется сумма, безусловно, приблизительно, чтобы поднять большую индустрию хотя бы в масштабах Сибири. Цифирия получилась грандиозная. Где взять средства? На займах далеко не уедешь — нужна техника, оборудование. Приходится кланяться капиталистическим государствам.

Петренко взглянул на Нину.

— Мы не кланяемся. Мы покупаем, а расплачиваемся золотом, — уверенно произнесла она.

— Ай да Ниночко!

— Почему ты-то молчишь, Иван? — с легкой досадой произнес Федор Иванович. — Почему не опровергаешь мои доводы?

— Сколько раз их треба опровергать? — став серьезным, спросил Петренко. — Партийную установку ты знаешь не хуже меня. Наш с тобой спор рассудит время. Оно, товарищ дорогой, покажет, а точнее сказать, докажет, что в Советской стране социализм будет построен.

— Как говорится, дай-то бог, — Федор Иванович помолчал, а потом с раздумьем заговорил: — Для меня остается загадкой, откуда у тебя, да и у других я наблюдал, такая… что ли, уверенность?

— Отгадка простая, — Петренко кивнул Нине, — я кормил вшей в окопах в германскую. В окопах-то рядом со мной был мужик, крестьянин. Думки его знал, как свои. Еще хлопчиком распознал, как батрак на богатея работает, Ниночкин-то обществовед правильную установку дал: по-другому крестьянин трудится, когда знает, что землица для него хлебушко родит. Ты вот, Федор, чего побачил на стройках? Продувные бараки, кайлу да лопату. А как работают, не приметил? Случается, жрать нечего, на тухлой селедке сидят, а выдают по две, по три нормы. С чего бы, а? Ты вот вникни. Так что энтузиазм — тоже сила. Балакал я с одним хлопчиком по этому вопросу. Знаешь, что он мне ответил? «Наши, — говорит, — батьк иВрангеля, Деникина, Колчака и прочую сволочь одолели, так неужто мы временных трудностей не одолеем?» Чуешь? Подкованный хлопец! Наша комсомолия не хуже, выходит, своих батьков. Так что время покажет, чья правда, а чья кривда.

— Верь, Иван, я буду счастлив, если победит твоя правда, — Федор Иванович поднялся, — пора мне в дорогу, а то на поезд опоздаю.

На прощание Петренко сказал Нине:

— Непременно приходи. — И ни с того ни с сего добавил: — Анфиса женщина славная, душевная. Ты ее поймешь, когда побольше познакомишься.

Он так и не объяснил, что надо понять. Нина подумала: «Он будто в чем-то хочет ее оправдать».

Улицы потонули в чернильной тьме. Федор Иванович окликнул извозчика, и они поехали.

— Ты не теряй дружбы с Петренко, — сказал Федор Иванович. — Превосходный человек.

«Я всегда знала, что он превосходный, — подумала Нина, — теперь я не маленькая. Я везде его разыщу».

Лето Нина проводила в одиночестве. Мама с Африканом после службы закрывались в своей комнате или уходили в гости. Натка редко приезжала с дачи. Отошла Нина и от подруг. У Мары болела мать…

С утра оставалась одна в квартире. Наскоро справившись с домашними делами, прихватив книгу и старое байковое одеяло, Нина шла в рощу. У дальнего от калитки забора в зарослях черемухи она устроила шалаш. Тут никто тебя не увидит и не жарко. Когда надоедало читать, лежала, разглядывая сквозь ветви небо.

Что за прелесть следить за облаками! То летят они, то еле-еле скользят, цепляясь за что-то невидимое, как цепляются туманы в поле за кусты, а то вдруг в высоком небе выстроится из облаков замысловатый замок или потянутся скалистые берега.

О чем она думала, лежа в своем шалаше? Заново переживала встречу с Петренко. Постепенно тотПетренко из далекого детства объединился с новымПетренко. Вот уж он — хороший человек! И ему, наверное, обо всем можно рассказать. Он все поймет, как надо.