Шрифт:
Анна все оглядывалась на море, забирающееся к самому небу.
На пятиминутке Анна с любопытством принялась разглядывать своих новых коллег. Седой, худощавый, с болезненным лицом старик — рентгенолог Григорий Наумович Вагнер. Ему даже говорить мешает одышка. Вероятно, астматик. Рядом со стариком — цветущая женщина. Она чем-то напоминает купчиху с полотен Кустодиева. Сколько на ней золота: серьги, золотые часы на золотом браслете, кольца чуть ли не на каждом пальце, медальон. Женщина заговорила:
— Между прочим, у Жанны Алексеевны пустует место на море, а я не могу для моей Черниковой добиться места на море.
— Почему вы своевременно мне об этом не доложили, Таисья Филимоновна? — Спаковская повернулась к «купчихе» и с явным неудовольствием добавила: — Учтите, у вас отпуск только через неделю. Прошу оставить чемоданное настроение.
— Между прочим, Сашу Черникову нельзя пускать к морю, она перебудоражит все мужское поголовье, — раздался голос из угла.
У Анны мелькнула беспокойная мысль: Вовка умчится к морю и забудет о Надюшке.
— Сергей Александрович, я, кажется, просила — без пошлостей, — повысила голос Спаковская.
— Пардон, ничьей целомудренности я не хотел оскорбить.
«Уж очень он бесцеремонен, этот начальник медицинской части», — подумала Анна. Встретившись с ним взглядом, она поспешно отвернулась, а потом, досадуя на свою поспешность, холодно глянула ему в глаза.
Он сидел, откинувшись на спинку кресла, положив ногу на ногу. Темные, тщательно зачесанные волосы открывают высокие залысины. Усы придают его лицу несколько фатоватый вид. Взгляд серых, глубоко посаженных глаз как бы говорил: «Угодно это вам или не угодно, но я вас вижу насквозь». И это почему-то раздражало Анну.
Она старалась не смотреть в его сторону, но всей кожей ощущала, что он наблюдает за ней.
Когда пятиминутка кончилась, Журов подошел к Анне.
— Курите? — он протянул ей сигареты.
— Нет.
— И конечно же, принципиально.
— Просто меня потешают эскулапы, которые, прочитав лекцию о вреде курения, торопятся закурить.
— Я так и полагал, врачу — да исцелися сам. Так?
— Если угодно — так!
Журов, улыбаясь, поглаживал усы. Анна обозлилась: «Идиотский разговор. Что ему, собственно, нужно?» Ее выручила Спаковская:
— Доктор Буранова, идемте — я вас представлю, — сказала «Королева».
Они вышли за ворота санатория.
— К сожалению, ваше отделение на отшибе. Это страшно неудобно. Но отказаться от этого здания я не могу: оно очень комфортабельно. Для особых больных есть все условия. Как видите, я вам выбрала лучший корпус.
Было столько поворотов, дорожек и тропинок, ныряющих в самшитовые заросли, что Анна сказала:
— В этом лабиринте можно заблудиться.
— Когда идете ко мне, держите курс на море.
Из-за кипарисов выглянуло двухэтажное белое здание. «Главное, — подумала Анна, — большие веранды на юг».
В вестибюле, превращенном в своеобразную комнату отдыха, Спаковская произнесла, показав на девушку с красной повязкой:
— Наши помощники — общественные дежурные. Дежурят все отдыхающие. Идемте в кабинет, познакомитесь с вашей сестрой.
Мария Николаевна понравилась Анне. Почти с нее ростом, круглолицая, преждевременно поседевшая.
— Наша лучшая сестра, — представила ее Спаковская.
— Давайте не будем, — грубовато оборвала «королеву» Мария Николаевна и, взяв со стола папки с историями болезни, спросила: — Ну что, начнем, пожалуй?
— А нельзя ли, чтобы с нами пошла врач, которая вела этих больных до меня, — обратилась Анна к Спаковской.
— Она на больничном. Кстати, Виктория Марковна врач молодой. Надеюсь, вы ей поможете.
— Да, безусловно.
Сестра сказала:
— Надо бы зайти к Харитоньеву. Он собирается жалобу писать.
— Опять?
— Как всегда.
— Идемте к нему.
На кровати, укрывшись одеялом до подбородка, лежал пожилой человек с крупным мясистым лицом и читал.
— Что же вас сегодня беспокоит? — спросила Спаковская.
Харитоньев заложил страницу закладкой, засунул книгу под подушку, снял очки и только тогда заговорил. Конечно, изжога, которая его совершенно замучила. Лечащему врачу говорить бесполезно. Диетсестре тоже. И вообще, он чувствует себя все хуже и хуже. Вчера он температурил. Чем это вызвано? За последние дни у него увеличилась селезенка. Пусть Мария Николаевна не улыбается. Кажется, ничего смешного он не сказал. А если его не хотят лечить, — пусть так и скажут.