Туманян Ованес
Шрифт:
XV
Эй, где ты, Давид, защитник армян? Хоть из камня выдь — явись на майдан!.. Как встала в горах вновь обитель та, Спустился Давид с горы Марута. Он ржавый себе полольник нашел. Пошел, в огород старухин зашел. Старуха — к нему, и кричит-клянет: «Не репу жевать тебе, сумасброд, А огонь бы есть, заразу бы есть! На свете ужель одна я есть? Всё просо мое ты сравнял с землей, Я репой одной буду жить зимой, — Ты и репу рвать? Где ж еды мне брать? Ты возьми свой лук, коли ты храбрец. Овладей страной, где княжил отец, Ты возьми добро отца своего. Без владельца ты оставил его. Царь Мсыра за ним уж прислал — смекни!» — «За что ж на меня ты кричишь, нани? Не пойму, о чем говоришь сейчас. Что мсырский халиф увозит от нас?» — «Что мсырский халиф увозит от нас! Да мсырский халиф лишит тебя глаз! Где ум твой, Давид! Он отправил рать, Чтоб город Сасун громить, обирать. Бади с Козбади, Сюди с Чархади Ограбить пришли наш Сасун родной: Сорок взять тюков казны золотой, Сорок дев-невест прекрасных добыть. Сорок низких жен — жернова крутить, Сорок рослых жен — верблюдов грузить, Мелику-царю служанками быть». — «Чего же меня ты клянешь, нани? Покажи, чего там хотят они?» — «Чего? — Помереть бы тебе, юнец!.. Таков ли ты сын, каков был отец? За репой пришел — набиваешь рот, Козбади ж ведет вашим деньгам счет. Он девиц набрал, весь сарай набил». Тут ушел Давид, о репе забыл. Глядит: Козбади у дяди в дому, Сам мерит казну — не дает никому. Сюди с Чархади — те держат мешки. Поодаль Оган, понур от тоски. Стал, руки скрестив, нахмурена бровь; Давиду в глаза тут хлынула кровь «Ты встань, Козбади, да стань к стороне. Отцову казну дай ты мерить мне!» Козбади сказал: «Оган, перестань! Даешь — так давай за семь лет мне дань. А не то уйду, клянусь бородой, Мелику скажу — нагрянет войной. Он весь ваш Сасун вконец разнесет, Пропахать велит, чтоб стал огород». — «Вон, мсырские псы! Не случалось, знать, Сасунских вам удальцов встречать! Иль мертвыми нас тенями сочли, Чтоб требовать дань с сасунской земли?» Осерчал Давид, он мерку схватил, Он меркою лоб Козбади разбил. И стену пробил осколком Давид, — И осколок тот до сих пор летит. Побросав мешки золотой казны. Бежали из гор армянской страны Бади с Козбади Сюди с Чархади… XVI
«Ой, дядюшка, ой! Никак не пойму! Ведь денег мы тут накопили тьму, — Ты ж сделал меня в Сасуне слугой, Поставил меня у двери чужой». Отвечал Оган: «Эх ты, сумасброд! Сколько лет я блюл Меликов доход, Чтоб сладко глядеть изволил на нас. Ты не дал… Теперь нагрянет как раз. Он камни, и те снесет, как поток… А сразиться с ним кто бы выйти мог?» — «Ты, дядя, постой, сам выйду я в бой. Отвечу ему, — ты, дядя, постой..» Ворота в сарай он с размаху пнул. Всем девушкам он свободу вернул: «На волю! — и пусть молва говорит: „Мы солнца тебе желаем, Давид!“» XVII
Избитые, в крови, отсель До мсырских добрались земель Бади с Козбади, Сюди с Чархади. Их видят женщины вдали, На крыши женщины взошли, Шумят, поют, в ладоши бьют: «Идут, идут! Ведут, ведут! Наш Козбади ходил в поход, Жен сорок сороков ведет. Коров ведет нам красных — впрок, Нам будет масло и творог». Подъехали — иной уж толк. Вдруг голос радости примолк, И ну — кричать, Ну — величать: «Эй, Козбади! А хвастал тож! Чего ж едва идешь-бредешь? Видать, идешь издалека? Твоя рассечена башка! А сам сулил — в Сасун пойду, Жен сорок сороков сведу, Казны я сорок нош сберу, — Страну армян я в прах сотру! Ушел в Сасун, как лютый волк, Пришел, как пес, — зубами щелк!» На Козбади нахлынул гнев. «Молчать! — вскричал, рассвирепев. — Видали вы мужей, отцов, А не сасунских удальцов! То племя — горное оно. Их стрелы — каждая с бревно. Край каменист, не подступись. Ущелья — вглубь, а горы — ввысь. Как сабли травы по хребтам, Бойцов три сотни пало там». Сказав, решился наконец Идти к Мелику во дворец. Перед царем своим предстал, — На троне царь захохотал: «Ну, молодец же Козбади! Повешу я, того гляди, Тебе орла большого знак За то, что уничтожен враг. Так где же все? А ну, взгляну На дев сасунских и казну!» — Сказал Мелик, а Козбади Возьми да в ноги упади. «Будь, государь, твой вечен дом! Насилу спасся я верхом. Казну возьмешь ли у армян? Родился у армян буян — Ему ничто лета и сан. Мне голову рассек буян: Отцов, мол, клад, — не дам его, Ни жен народа моего! В Сасуне места нету вам… Пускай ваш царь приедет сам, Тогда сразимся мы вдвоем: Пусть, ежель смел, берет силком!» Рассвирепел Мысрамелик. «Рать собирать! — раздался крик. — Тыщу тыщ зеленых юнцов. Тыщу тыщ — без бород, усов, Тыщу тыщ — с пушком на губах, Тыщу тыщ — в цветущих годах. Тыщу тыщ — кто с углем-бородой, Тыщу тыщ — с седой головой. Тыщу тыщ — в трубы трубить, Тыщу тыщ — в барабаны бить. Пусть явятся все, при мече, в броне, — Погляжу, каков Давид на войне, Сасун разгромлю. Как поток, залью». XVIII
Несметную рать ввел в землю армян, На поле разбил под Сасуном стан И гордо воссел царь Мысрамелик. К Батману-реке тут каждый приник. Припадали пить, а рать велика. Всё идут, всё пьют, — иссякла река. Без воды страна оказалась вся. Князь Оган-Горлан тут диву дался. Влез в шубу Оган, добрел до горы. Взобрался, глядит — под горой шатры! От шатров бела равнина сама, Словно разом в ночь подошла зима, Словно белый снег весь Сасун застиг! Желчь стала водой, отнялся язык. Побежал домой, завопил: «Арай! Он нагрянул к нам, — арай! убегай!» — «Кто нагрянул к нам? Кто пришел опять?» — «Мор, огонь пришел, чтоб Давида взять! Царь Мсыра пришел Сасун воевать. Там в поле у нас построил он рать. Есть и звездам счет, — счету нет войскам. Горе нашей стране, и солнцу, и нам! Понесем казну, поведем девиц, Пойдем пред ним, повергнемся ниц, — Умолить хочу Не предать мечу». — «Ты, дядя, постой, ни к чему тоска, Ты поди домой, да поспи пока. Я встану, пойду на равнину сам, За всех нас ответ я Мелику дам». Отправился вновь к старухе Давид. «Нани моя, джан, — он ей говорит, — Кочергу, пруты, весь железный хлам. Что есть у тебя, собери по углам. Добудь мне осла, чтобы мог я сесть, — С Меликом хочу я сраженье весть». — «Ох, чтобы тебя унес мой конец! Да таков ли ты, каков был отец? Где конь отцовский голубой? Где меч отцовский огневой? Отцовский пояс золотой И крест заветный боевой, Его наборное седло, Капа [51] и булава его? А просишь, дурень, чтоб дала Тебе я прутья да осла!» — «Зачем же, бабушка, серчать? Я молод, мне откуда знать? Я не слыхал о том словца. А где лежит доспех отца?» — «У дяди своего спроси. Скажи: достань, давай, неси! А не захочет дать добром, Коли глаза, бери силком». 51
Капа — верхняя мужская одежда.
XIX
Пришел к Огану наш Давид. «Мой дядя добрый, — говорит, — Дай мне отцовского коня. Дай меч, который из огня, Отцовский пояс золотой Да крест заветный боевой. Его наборное седло, Капу и булаву его!» — «Как умер Мгер, с того я дня Не выводил его коня, Не брал я молнии-меча, Оружья, лат с его плеча. Не растравляй, не говори! Всё тут, — коль хочешь, сам бери!» XX
Доспех отца надел Давид И пояс с молнией-мечом, На мощной длани крест висит, — Вот на коня он сел верхом, Прикрикнул — и коня пустил… Оган-Горлан запел-завыл: «Жаль, трижды жаль, пропал наш конь голубой. Ах, наш конь голубой! Жаль, трижды жаль, он пояс взял золотой, Ах, пояс взял золотой! Жаль, на себе он Мгера капу увез. Ах, Мгера капу увез!» Стал Давид серчать, Повернулся вспять, — Тот оторопел. Иное запел: «Жаль, новый наш лев, мой Давид погиб! Ах, мой Давид погиб!» Услыхал Давид,— Он сойти спешит. Огану к руке подошел сперва. Оган, как отец и семьи глава. Дал совет ему и перекрестил И, благословив, на бой отпустил. XXI
У Давида-льва был дядя один, Гроза-великан, а звался Торос. Про сасунский бой узнал исполин. Он тополь взвалил на плечо, понес. Он кричит врагам с далеких холмов: «Иль больше у вас одной головы? Что за люди вы? Или кто таков Сасунец Давид, не знаете вы? Неизвестно вам: крылат его конь! Как явится с ним, да как пустит в пляс! Убирайся прочь, Сасуна не тронь,— Я пришел майдан очищать от вас!» Враз тополем он как хватил шатры, Их двадцать за раз сокрушил с плеча, А Давид стоит на верху горы, На поле глядит, как вишап [52] , крича: «Кто спит еще — дрему сгоняй! А кто согнал — спеши, вставай! Кто встал — доспехи надевай! А кто надел — коней седлай! Кто оседлал — скакать пускай! Потом не лгать — легли, мол, спать, Давид явился, мол, как тать». Он прокричал и поскакал — Огонь разящий, свет и гром, На вражье войско он напал, Сияя молнией-мечом. До полдня он рубил, топтал, И к полдню — крови был поток, Он бурно тек, горяч и ал, И трупы тысячами влек. Во мсырском войске старец был. Он много видел на веку. «Пойду к Давиду, — дед решил, — Он не откажет старику…» Представ перед сасунским львом, Разумно молвил старец тот: «Век сила будь в мече твоем! Твоя рука тебе оплот! Послушать старика — не труд. И своему поверь уму: Чем провинился этот люд? Его ты губишь почему? Они все — дети матерям, Они — светильники в дому, Иной жену оставил там, — Вдаль тяжело глядеть ему; Иной — свой дом, малюток в нем, Отца да мать и всю семью, Иной — с завешенным лицом Подругу юную свою. То царь их пособрал везде, Согнал бичом, грозил мечом! Мы — бедняки, весь век в нужде, Перед тобой мы грешны в чем? Твой враг — Мелик, виновник сеч; Коль боя жаждешь, — с ним сразись. Зачем же ты возносишь меч На тех, что горем упились?» «Ты молвил хорошо, старик,— Сказал Давид, — но знать хочу. Укрылся где ваш царь Мелик, Как день его я помрачу?» — «А вон, под тем шатром большим. Где дым валит, он крепко спит; А дым тот — вовсе и не дым: Из уст Мелика пар валит». Едва замолкнули слова, Давид к шатру верхом летит, А у шатра — араба два, И звонко крикнул им Давид: «Где царь ваш? Где врага найду? Пусть выйдет — встретимся в бою! Коль смерть неймет — я смерть ему, Не бьет никто — так я убью!» Они ответили: «Привык Семь дней без просыпу он спать, — Уже три дня проспал Мелик, Через четыре может встать». — «Несчастный люд согнал гурьбой, В крови он утопил людей! — А сам в шатер ушел цветной, Спать завалился на семь дней? Он спит иль нет — мне дела нет! Будите, чтобы шел сюда! Спать уложу тебя, сосед, — Так не проснешься никогда!» Арабы встали — как им быть? Прут накалили на огне. Царя по пяткам стали бить, А царь лишь охает во сне: «Ох! Невозможно час один Забыться от проклятых блох!» — И только крякнул исполин. Невозмутим был царский вздох. Лемех достали от сохи. Его калили на огне И, раскаленным добела, Царя хватили по спине. «Ох! Не уснешь и час один От трижды клятых комаров!» — Вновь глухо крякнул исполин, Зевнул опять, уснуть готов… Но вдруг вскочил, глаза скосил: Пред ним — Давид! Мелик — рычать. И начал дуть изо всех сил. Чтоб великана прочь умчать. Глядит — тот с места ни ногой, Трепещет — подошла гроза! И взор свой, кровью налитой, Вперил в Давидовы глаза. Как увидал, — так мощи в нем На десять убыло волов. Присел на ложе, — а потом Поток полился льстивых слов. «Привет Давиду! Отдохни, Сядь, потолкуем, — говорит, — А там со мною бой начни, Коль боем ты еще не сыт». В шатре меж тем он яму рыл; До сорока локтей обрыв, Ковром он пасть ее покрыл, Сначала сеткою покрыв. Кого он побороть не мог, Тех зазывал к себе в шатер И льстиво — гостю невдомек — Сажал на гибельный ковер. Сойдя с коня, вошел Давид, Уселся и упал в провал… «Ха-ха-ха-ха!.. Хо-хо-хо-хо! — Свирепый царь захохотал. Коли сумел туда попасть, Там и сгниешь! Довольно жил!» И на погибельную пасть Огромный жернов наложил. 52
Вишап — чудовище в армянских мифах.
XXII
А Оган-Горлан уснул в эту ночь, И ночью во сне увидал старик: Где Мсыр — в небесах там солнце горит, А горный Сасун под тучей поник. С постели его тут поднял испуг. «Ты, жена, — сказал, — посвети-ка мне! Больно юн Давид, отбился от рук, — Ах, туча лежит на родной стране!» — «Ой, прахом посыпь ты темя себе! Наверно, Давид где-нибудь в гостях. Ты лежишь-храпишь, а сны у тебя Бог знает о чем, — оттого и страх». Вновь уснул Оган, проснулся опять: «Ой, жена, Давид дождался беды. Ой, Мсыра звезда всех ярче горит, Но печален свет у нашей звезды». А жена кричит, стоит на своем: «Что сталось с тобой средь ночи глухой?» И Оган лицо осенил крестом, Отвернулся, спит, тревожен душой. И еще грозней ему снится сон, Он видит во сне небес высоту. Свет мсырской звезды — на весь небосклон, Сасуна ж звезда зашла в темноту. В испуге вскочил: «Сгинь дом твой, жена! Что слушать тебя, ты умом скудна! Там погиб-пропал наш мальчик Давид, Вставай да давай мне мой меч и щит».