— Товарищ старшина…

— Трубников? — удивленно хмыкнув, Степан поставил пистолет на предохранитель. — Ты чего тут? Пойдем в чум. Богораз! Чернецова и Матвеева сюда, срочно!

Укрывшись пологом чума от ветра, Трубников долго выбивал снег из капюшона куртки, растирал закоченевшие пальцы. Нефедов молча смотрел на него, но не торопил — видно было, что парень иззябся вконец. «Зачем он здесь? — думал старшина, машинально подбрасывая в костер мелкие щепочки. — Отсюда до стоянки километров десять будет. Как шел по такой пурге?»

Когда Трубников немного согрелся, Хороля протянул ему кружку, полную крепкого чая — сам сел неподвижно рядом, сгорбился, стал посасывать свою трубочку.

— Рассказывай, — Степан проводил взглядом Богораза, шагнувшего за полог и снова поглядел солдату прямо в глаза. Трубников, совсем молодой парень, пригладил волосы цвета соломы на вспотевшем лбу и поставил кружку на маленький столик у ног.

— Товарищ старшина, Никифоров передает, что дело сильно плохо оборачивается… Табкоче Ямал объявился.

— Табкоче Ямал? — Нефедов прищурился. Не поворачивая головы, он почувствовал, как замер и сжался Хороля, у которого выпала из пальцев трубка. — Как так? Он же давно в покойниках числится?

— Объявился, — парень снова глотнул чаю, закашлялся от крутого кипятка, продиравшего горло, — и не один. Связи нет, поэтому Никифоров на словах велел передать — Ямал готовится поднимать менквов.

Нефедов поднялся. Не спеша, прогнулся в спине так, что хрустнули позвонки. Покрутил головой, молча снял с шеста куртку. Хороля Вануйто глядел на него, но из-за глубоких морщин, изрезавших стариковское лицо, нельзя было угадать — о чем он думает. Только когда старшина проверил обойму и снова вогнал ее в рукоятку пистолета, хозяин чума заговорил.

— Собрался, Степан?

— Да уж, — отозвался Нефедов, подгоняя ремень, — теперь некогда ждать.

— Табкоче Ямала твоими пулями не взять. Ямал шибко силен. Хитер Табкоче, может и мертвым прикинуться. Слушай меня, Степан. Шибко хорошо слушай. Есть у Табкоче Ямала три смерти. Одну он уже пережил, а сейчас ты идешь ему вторую давать. Но есть еще третья…

— Как у Кащея Бессмертного, что ли? — фыркнул Трубников. Старшина холодно взглянул на него, постучал пальцем себе по лбу — дурак, мол. Парень осекся виновато, но Хороля на него и не взглянул, продолжая говорить.

— Третья смерть у Табкоче Ямала — в его зубах. Пока он свои зубы крепко сжимает, никак не помереть ему. Ты вот что, — старик с трудом поднялся на ноги, проковылял к дальней лежанке. Пошарил в шкурах, что-то достал оттуда и повернулся к Степану. Приглядевшись, тот увидел, что ненец держит в узловатом кулаке длинный черный нож.

— Возьми вот это, — Хороля протянул нож Степану, и тот принял его, хмыкнув от неожиданной тяжести клинка. Каменный нож был очень холодным, казалось, что незаточенное лезвие покрыто черным инеем.

— Зачем это, товарищ старшина? — недоуменно спросил вернувшийся Богораз. Чернецов и Матвеев неловко толкались на пороге, пытаясь поместиться на крохотном пространстве.

— Воткни это ему в зубы, ерво! — крикнул старик неожиданно зло. — В зубы, чтоб он не мог сжать свои поганые челюсти! И закопай с ним, ерво… Он многих хороших людей погубил.

Степан молча убрал нож в потайной карман куртки. Положил ладонь на плечо хозяину чума, несколько секунд думал. Легонько сжал пальцы на худом по-птичьи плече, опустил руку и негромко сказал:

— Все — за мной…

За пологом чума их встретила снежная круговерть.

— Как ты шел? — крикнул старшина Трубникову, застегивая на ногах ремни широких охотничьих лыж. Парень вытянул руку, показал куда-то в белую муть.

— Никифоров! — отозвался он. — На меня «нитку» бросил, вон она, еще светится!

Все стало ясно. «Нитка», дорожный оберег, работала наподобие компаса, призрачным светом указывая тому, на кого была «брошена», путь к заданной цели. От маршрута можно было отклоняться, но голубая линия, невидимая чужим глазам, только изгибалась и вспыхивала ярче, не обрываясь.

— Первым идет Трубников. За ним, в одном шаге — Богораз, потом Чернецов и Матвеев. Я — замыкаю. Никому не отставать, ясно? Проводник у нас один, поэтому каждый должен видеть спину впереди идущего. Ясно?

— Ясно, — отозвались солдаты вразнобой, переминаясь с ноги на ногу, обвыкаясь к лыжам.

— Ну, тогда вперед.

Трубников с ходу взял приличную скорость, и некоторое время Степан напряженно следил, боясь, что кто-нибудь не выдержит, собьется с ноги, остановится. Но все шли ровно, постепенно старшина тоже приноровился к широкому лыжному шагу и задумался, не отрывая взгляда от широкой спины Матвеева, качавшейся перед ним.