– Спасибо… – поблагодарил я, осторожно положил бессознательное тело на белоснежную шкуру и, увидев, что моя супруга пытается расшнуровать тесьму араллуха, протянул ей засапожник.

Мэй благодарно кивнула, распустила шнуровку и закусила губу – лапа медведя переломала мальчишке ребра, и они, проткнув кожу, торчали наружу.

– Бедняга… – сглотнув подступивший к горлу комок, выдохнула моя жена. И, вскочив на ноги, привстала на цыпочки, чтобы найти и поторопить лекаря.

Я встал следом за ней, подобрал брошенный посох и с силой вбил его в землю:

– Ашер’о и ашиар’о! Зербек из рода Ракташ – один из достойнейших айти’аров Шаргайла и я, баас’ори’те, считаю, что он заслужил Имя…

– Чем?! – перебил меня аннар Усмаров. – Он сделал то, что должно!

– То, что должно? – прищурившись, переспросил я. – Скажи, для чего вы проходите Испытание Духа? Для того, чтобы не бояться выходить из сарти, когда за его стенами воют волки?!

Хейсары недовольно зароптали. А кто-то из Оноирэ даже попытался засомневаться в мужестве мальчишки.

– Мы не видели следов, поэтому…

– Медведь – животное! – рявкнул я. – А воины берут в руки меч, чтобы защищать своих сородичей ОТ ЛЮДЕЙ! Этот айти’ар не только вышел из боя победителем – он, будучи тяжело раненным, принес тело товарища домой, то есть победил свою немощь и боль! Не знаю, как вы, а я бы доверил ему свою спину…

Увей, внимательно вслушивавшийся в мои слова, согласно кивнул. И, жестом попросив меня ненадолго прерваться, вскинул над головой правый кулак:

– Баас’ори’те говорит голосом Барса! Эразд Клинок Рассвета, твое Слово!!!

…Лорт из рода Ракташ воином так и не стал, поэтому на его тризне присутствовали только сородичи. Однако отблески пламени погребального костра, разожженного на поминальном поле, отражались от низких туч, краев бойниц и потолка и заставляли вспоминать прошлое. То самое, которое обычно приходило ко мне только в кошмарных снах:

…У лестницы, ведущей на помост, всего четыре перекладины – первая, третья, четвертая и шестая. Там, где когда-то были вторая и пятая – дыры, которые взрослый перешагнет, не глядя.

Увы, я – не взрослый, поэтому перед тем, как поднять наверх маму, останавливаюсь и собираюсь с силами.

Одноногий Данор, опирающийся на свою клюку, начинает скрипеть зубами, а через мгновение на мое плечо опускается пахнущая окалиной лапища Бразза:

– Дай помогу…

Отрицательно мотаю головой, ставлю ногу на первую ступеньку и еле удерживаю равновесие – тело мамы, завернутое в белое полотно, кажется неподъемным.

С ненавистью смотрю на первую дыру и вдруг взмываю вверх – кузнец, не дождавшись моего ответа, хватает меня под мышки и без разговоров ставит на прогибающиеся доски, подаренные мне плотником Ревзаром.

Делаю шаг, за ним – второй. Медленно опускаюсь на одно колено, осторожно опускаю маму на предназначенное для нее место, расслабляю отрывающиеся руки и откидываю угол полотна, до этого момента прикрывавший ее голову: если мне не изменяет память, последние мгновения на Горготе усопшие должны видеть ночное небо.

Вглядываюсь в ее изуродованное, покрытое чудовищными ожогами лицо и с трудом сдерживаю рвущиеся наружу рыдания – мужчина, провожающий родных в последний путь, должен быть сильным.

В глазах начинает щипать. Таращу глаза, чувствую, как щеку обжигает чем-то горячим, и, дотронувшись до нее, вспоминаю про то, что там – одна сплошная рана.

Шиплю на всю поляну. И вздрагиваю от встревоженного крика Маланьи:

– Осторожно, заразу занесешь!

Кривлю губы в презрительной гримасе, пячусь назад, нащупываю лестницу, ставлю ногу на верхнюю перекладину и слышу низкий рык кузнеца:

– Отойди…

Разворачиваюсь на месте и гневно сжимаю кулаки: он несет на помост Ларку! Вместо меня!!!

– Я сам!

– Она для тебя слишком тяжелая… – мрачно бросает он, взлетает по ступеням и оказывается на помосте, который ощутимо прогибается под его весом. – Куда класть?