До самого конца улицы Мариэтта то и дело оборачивалась и махала рукой. Обен не обернулся ни разу. Когда двуколка скрылась за поворотом, отец взял мать под руку и сказал:

— Не ожидал я от него такого…

— Бедный мальчик, — тихо проронила мать. Она нагнулась к Катрин. — Бедный мальчик, — повторила она, — он думает, что я его не люблю, но это неправда…

Я очень люблю вас всех. Помни об этом, Кати, помни всегда…

Она сделала несколько шагов и остановилась:

— Ах! Не надо было бы… Да что поделаешь? Там он, по крайней мере, будет сыт…

— А Мариэтта, — начал отец, словно возвращаясь к неотступно преследовавшей его мысли, — ты заметила?..

— Да. Может быть, для нее и лучше, что брат будет рядом…

Марциал и отец вернулись на работу. Ушла куда-то на очередную стирку и мать. Оставшись одна, Катрин, не обращая внимания на знаки, которые делал ей Орельен, сидевший на корточках у края сточной канавы, поднялась по лестнице и вошла в кухню.

— Ну вот, — сказал Франсуа, — одним ртом стало меньше.

— Как — меньше?

— Один уехал.

— Зачем только мама отпустила его с Мариэттой?

— Она правильно сделала. Вы все уедете.

— О!..

Катрин задохнулась от негодования на брата. Ей хотелось крикнуть ему прямо в лицо тысячи гневных слов, но почему-то не подвертывалось ни одного подходящего — так велико было ее возмущение.

Франсуа между тем продолжал:

— Только меня им не удастся сбыть с рук: я один останусь с ними…

Катрин с трудом удержалась, чтобы не закатить ему пощечину. «Пусть он замолчит, — думала она, — или я не знаю, что сделаю».

— Я… — начал снова Франсуа.

Катрин вскочила, подхватила Клотильду, которая уже давно тянула к ней ручонки из колыбели, и сбежала вниз по лестнице так быстро, как только позволяла ей тяжелая ноша. Она слышала, как брат кричал ей сверху:

— Кати! Кати! Почему ты бросаешь меня одного?

Ей даже показалось, будто он протяжно застонал. Очутившись внизу, Катрин остановилась на мгновение в нерешительности, потом спустилась с крыльца и торопливо зашагала по дороге, ведущей из города.

Был чудесный осенний день. Деревья стояли убранные в золото и пурпур; желтые листья устилали землю.

Клотильда, обвив рукой шею сестры, щебетала, не смолкая ни на минуту.

«Счастливая, — думала Катрин, — ничего-то она не понимает!» Скоро девочке пришлось замедлить шаг: сестренка была слишком тяжела, и хотя Катрин то и дело меняла руки, силы ее были на исходе, а усталость лишь увеличивала печаль.

«Помни всегда», — сказала мать. Но почему же она тогда расстается со своими детьми? Франсуа, должно быть, все-таки прав: после Обена настанет ее черед и она отправится неведомо куда.

Медленно бредя по обочине дороги, Катрин вспоминала Жалада. Там они были все вместе, и она верила, что так было и так будет всегда. И вот сначала ушел Крестный, потом Мариэтта, а теперь Обен…

Но каким же гадким оказался Франсуа! «Это не его вина», — говорила мать после каждой его злобной выходки. Все ясно: мать теперь любит одного Франсуа. Катрин опустилась на землю у края дороги, посадила Клотильду на вытоптанную траву рядом с собой. Через минуту ей почудился какой-то шорох за живой изгородью. Она быстро обернулась, но никого не увидела. Ни одно дуновение ветерка не шевелило верхушки деревьев; в глубокой тишине слышалось только тихое воркование Клотильды.

«Наверное, ежик пробежал по сухим листьям», — решила Катрин.

Снова что-то шевельнулось в кустарнике. На сей раз Катрин успела заметить тень, скользнувшую в сторону поля. Она приподнялась, встревоженная, но тут же облегченно вздохнула и улыбнулась.

— Эй! Что ты там делаешь? — крикнула она. — Выходи, я тебя узнала.

Орельен, пытавшийся спрятаться по ту сторону изгороди, раздвинул колючие ветки и вылез, смущенный и растерянный.

— Я боялся к тебе подойти, — пробормотал он.

— Зачем ты пошел за мной?

— Я видел, как ты убежала с Клотильдой на руках, и все думал, куда это вы направились…

— Ты видел Обена?

— Угу!

— Она увезла его.

— Увезла? Куда?

К ним на ферму. Он больше не вернется.

— Не вер…

— Да.

— Он был рад?

— Нет, он не хотел уезжать, но мама… Скоро меня тоже отправят куда-нибудь, и я тоже больше не вернусь…

Катрин почувствовала, как горячая рука коснулась ее ладони. Орельен умоляюще смотрел на нее; уши его пылали.