волчьего меха с капюшоном.

Парень этот, Нанок на иностранных языках не говорил,разве-что

по датски, а я к тому времени ужу десятка три слов на их языке

освоил, пока в пути были с Миником. Я на лайку показываю и

говорю - киммек, собака значит, а Нанок этот смеётся-заливается,

ну как дите малое. Ну как же носатый да усатый великан-чужак на

человеческом-калааллит языке говорить пытается. Ну это как если

бы тюлень у старика-эскимоса трубку покурить попросил.А я

люблю когда дети смеются,искренне так, светло, ну как Нанок

этот. Тогда я и выдал простенькую конструкцию из трех слов: "

Киммек ааккияк инук ", что-то вроде: Собака друг человека."

Нанок тут прямо в полное восхищение пришёл, подбежал к

Минеку, лопочет что-то по своему, по калааллитски. Минек

улыбается, переводит - Нанок мол говорит ты талантливый

человек, поэт, так песни слагать только наш дед Иннек умел, а ты

всего несколько слов знаешь,а уже песню сложил: " Киммек

ааккияк инук ", красиво однако. Я улыбнулся и говорю, то ли ещё

будет братья-инуки, друзья-человеки.

– " Устиныч,подъём! Паганель, не спи - замёрзнешь!" ( тогда это

была ещё свежая шутка) К нам на верхотуру скального навеса

вскарабкался Рома - один из тройки моряков-скалолазов , двумя

часами ранее покоривших грозные отвесные уступы Медвежьего

крыла. К его широкому брезентовому поясу была прикреплена

верхняя часть бросательного конца с небольшим грузилом-

набалдашником для удобства и прицельной точности в полёте при

швартовных операциях.

Нижняя

свободная

часть

бросательного

принайтовывалась(привязывалась) простым морским узлом к

бухте(петле) тяжёлого и толстого швартовного троса. Передняя

часть утяжеленная на конце влетала на причал или борт другого

судна и там попадала в руки швартовной команде, которая с его

помощью вытягивала швартовный конец и крепила его на кнехт -

причальную или швартовную тумбу, как правило в виде двух

96

металлических столбиков-тумб со шляпами, удерживающих

закреплённый восьмёркой швартов.

– " А чего снизу не подали то ? " - поинтересовался Устиныч.

Подали бы, мы бы приняли.
– " Так с тобой же Паганель, заёрничал

Рома. Вот он грузилом в лоб бросательный бы и принял, при его

талантах да ловкости, к бабке не ходи... Да ладно Паганюха, не

журись, шутка. Там внизу по любому дура железная - прожектор в

центнер не меньше весом, мы его ветошью и брезентом обмотали,

чтобы не помять, хоть стекло под колпаком решётки железной, а

поднимать надо осторожно, медленно - вещь хрупкая, как

пианино. Вот втроём и потащим потихоньку."

" Ты поучи жену щи варить, грузчик из мебельного" - проворчал

боцман.По скалам прыгаешь ловко,что твой архар гималайский, а

во всём остальном ты для меня салабон, не лучше Паганеля,

ущучил солдат вчерашний ? Вирай давай ! " Поставив таким

образом чересчур самонадеянного матроса на место Устиныч

принялся помогать нам с притихшим Романом поднимать

тяжелый, даром, что малый прожектор, который часом ранее был

по распоряжению капитана временно демонтирован с верхнего

мостика. Всё таки, что не говори, а боцман наш был одарён не

только интеллектуально, но и физически. Я всегда завидовал

силачам, думалось, насколько же им легче и приятнее жить,

поскольку сам, увы, талантами и в этой сфере природой наделён

не был.

Уже минут через двадцать многострадальный прожектор, а

заодно и сто пятидесяти метровый силовой кабель электропитания

были подняты и подтащены к пещере и всё это по большей части

усилиями самого боцмана, который разогревшись в работе,

демонстрировал, что называется бычью силу. Посильно помогал

ему Роман, тоже парень не хилый. Я же к концу действа вымотался

настолько( поскольку старался как мог - народ между прочим не

обманешь, а филонов нигде не уважают), что дышал как паровоз