– Как вы сюда попали? – еще больше удивившись, спросила Анна.

– Это вы сюда попали, миссис Лансер, а я здесь выполняю свой долг.

– Здесь?

– Да. В больнице Святого Антония в Калькутте.

– В какой еще Калькутте? – не поняла Анна.

– Вы подхватили лихорадку на корабле, и как только он причалил, вас привезли к нам двое туземцев. Эти торговцы с Борнео.

– Торговцы с Борнео? Где я?

– Успокойтесь, миссис Лансер. Вы в безопасности, – сестра мягко погладила ее по волосам.

– А где Дэвид? – спросила Анна и тут же поняла, что произошло. – Я заболела?

– Да, заболели. Но уже выздоравливаете. И вам надо отдохнуть. Поешьте немного и поспите. Если все будете делать, как сказал доктор Ирвинг, то через неделю сможете продолжить свое путешествие.

– Да, – ответила Анна, и почувствовала сильную усталость.

Она с трудом заставила себя съесть половину тарелки бульона и провалилась в сон.

Все следующие дни Анна шла на поправку так быстро, что на пятый день доктор разрешил ей покинуть больницу.

– Миссис Лансер, – сказал доктор. – Мне надо передать вам письмо.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Какое письмо, доктор? – удивилась Анна.

– Еще на корабле, как я понял из слов ваших спутников с плантаций Борнео, вы просили написать письмо вашей матушке.

– Да? – спросила она. – Я этого не помню.

– Неудивительно, – ответил доктор. – Вы много бредили. Но в первые дни из вашей речи, как я понял, еще можно было что-то понять. И вы попросили связаться с миссис Евой Лансер.

– И что же?

– Две недели назад нам пришел ответ из Бирмингема, миссис Лансер.

Анна поняла, что произошло что-то ужасное.

– Пожалуйста, – она протянула руку доктору.

Тот достал из ящика стола конверт, переклеенный черной лентой. Такие конверты обычно посылают, когда хотят сообщить о чьей-то смерти.

Анна взяла его в руку и дрожащими пальцами сорвала сургучную печать.

«Дорогая Анна! Пишет тебе миссис Эбинхейм – подруга твоей матери…», – прочитала она и закрыла глаза.

– Вам плохо, миссис Лансер? – доктор привстал из-за стола.

Анна открыла глаза.

– Все в порядке, доктор Ирвинг. Не волнуйтесь, – изменившимся голосом ответила она.

«Милая моя девочка, – писала миссис Эбинхейм. – Ты знаешь, я никогда не любила сантиментов и знаешь, как сильно я дорожила дружбой с твоей благородной матерью – моей любимой подругой Евой.

Ева покинула нас, дорогая моя. Внезапно и очень тихо. Все думали, что это был сердечный припадок во сне. Служанка нашла ее мертвой и вызвала доктора. После чего доктор велел незамедлительно отвезти ее в больницу, где и была констатирована смерть. Похоронили ее на следующий день, вопреки всем традициям, да еще и в закрытом гробу.

Меня это очень сильно возмутило, но распорядитель похорон показал мне письмо, написанное ее витиеватым и ровным почерком. Такова была ее воля, дорогая Анна.

Я бы не стала писать тебе этих подробностей, если бы не получила подробное письмо о твоих злоключениях от этих двоих твоих спутников и ангелов-хранителей, да помилует Господь их туземные души. И вот сейчас я хочу тебе сообщить, что, сопоставив все странности кончины дорогой нам Евы, я пришла к выводу, что она была отравлена.

Когда я это поняла, то сразу же поехала на извозчике в рабочий квартал, где жила, именно жила, ваша служанка Эмма. Там я узнала, что она скончалась, якобы от горя, через три дня после похорон. При этом, ее сынок – этот безмозглый верзила, – ошивавшийся день и ночь у вас на кухне, весьма бесцеремонным образом нагло, во все зубы улыбнулся, сказав о смерти собственной матери, и тут же с грохотом захлопнул дверь прямо перед моим носом.

Тогда я начала настойчиво стучать в дверь его жилища. И через некоторое время дверь открыла какая-то девка, которая около пяти минут кричала на меня, используя отборную брань. После чего, когда она сделала небольшую передышку, я потребовала от нее привести этого оболтуса. Мой тон сильно испугал ее, и она тут же пожалела о сделанном, извинилась, но сказала, что звать никого не будет. Потом девка вышла за дверь, встала совсем рядом со мной и прошептала: «Берегитесь, мэм. Они и вас могут убить».

Я была настолько потрясена, что сильно удивилась, когда увидела, что стою перед дверью одна, при этом, не прикрывшись зонтом от проливного дождя.

После этого визита я направилась к доктору, лечившему твою матушку – мистеру Меттерсу. Но он, оказывается, месяц, как переехал с семьей в Америку. Жил всю жизнь в Бирмингеме, и тут внезапно перебрался в Нью-Йорк.

Тогда я отправилась в больницу. И как ты сама уже догадываешься, не нашла там врача, констатировавшего смерть твоей матери. Он уволился на следующий же день после похорон. Пропал также и распорядитель похорон.