– У пациентки нарушено сознание. От собственных детей отказываться грех. Давай плод послушаем… Эх, Светик, устал я – долгое дежурство. Если бы не ты, давно на пенсию пошел. У… Не слышу сердцебиения. А ребенок-то, Светочка, мертв! Придется спасать мамашу.

Тотчас изнутри послышался глухой голос:

– А меня ты не хочешь спасти? Черт с ней, с мамашей, она отказалась от меня! Доктор, боритесь за права плода!

Усталый врач нисколько не удивился голосу из живота и с многозначительным видом сообщил медсестре:

– Желание ребенка для нас закон! Будем вскрывать, хоть и достанем труп. Потерпи, мой сладкий, дяденька спешит на помощь. Но мамашу уморить не получится – не хочу остаток дней провести за решеткой. Готовь операционную, пока я еще трезвый.

После этих слов он схватил медсестру и одарил долгим поцелуем, почти уложив ее мне на грудь. Я лежала молча, надеясь, что Грей сдохнет до начала операции от недостатка кислорода или отравившись моими внутренностями.

Придя в себя после старческих объятий, медсестра выскочила из палаты. Старик облизал губы и пристально посмотрел на меня, будто хотел повторить поцелуй. Я с нескрываемым отвращением завизжала, словно наткнулась на сотню крыс – их я боюсь больше всего на свете, как и ядовитых змей, гигантских пауков и мадагаскарских тараканов. Удивленный силой голосовых связок роженицы, доктор достал из-под кушетки длинный напильник, изогнутый как турецкая сабля, и завопил:

– Быстрее наркоз! А мы пока начнем выпускать дитя на свободу. Закройте глаза, мамаша. Будет чуточку больно, так что придется потерпеть.

Я заорала на полную громкость, связки были готовы лопнуть от напряжения. Доктор занес инструмент над животом. Я зажмурилась и закрыла лицо руками. Краем уха услышала заботливый голос вошедшей медсестры:

– Нежнее, Михаил! Прошу тебя, нежнее! Скоро и мне рожать, с собственным сыном ты так же будешь?

…Я проснулась от звонка будильника, заведенного на три часа ночи. Ощупав себя, я не поверила в чудо: в животе пусто, вокруг никого – ни заботливой медсестры, ни доброго доктора…

Около десяти вечера в дверь позвонили – наверняка приехала Машка.

Подбежав к двери, я уставилась в глазок. На меня, загадочно улыбаясь и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, смотрела любимая подружка.

Как здорово, что она все-таки выбралась ко мне, хоть на один день оставив занудного мужа и плаксивых детей.

Маша не любила ждать, поэтому я быстрее впустила ее.

– Ну ты даешь, красотка! Как я к тебе доехала, ума не приложу. Кругом пробки, все прут, не уступают даже дамам. Ведь специально приклеена туфелька на заднем стекле! Я хоть и опытный водитель, но нервы на пределе с первого километра поездки.

– Дай я тебя поцелую, родная! Ух ты, какая холодая! А где промокнуть успела? – набросилась я на нее.

Мария выглядела превосходно – по крайней мере намного лучше, чем я. Щеки сияли румянцем, она дышала легко и свободно. Кожаная куртка, белая блузка с глубоким вырезом, юбка ниже колена – все смотрелось очень стильно.

Мария Степановна, не догадываясь о моих мыслях, продолжила:

– У вас в подъезде холодно как в могиле! Я окоченела, пока поднималась. Что ты так смотришь, будто я с того света вернулась? Гулять так гулять, ставь самовар скорее!

– Ты неисправима, но не стоит так шутить. Я читала, что мысли материальны и любые, даже самые абсурдные желания могут исполниться в самый неподходящий момент. Лично я в это верю, каким бы нелогичным это не казалось. Прошу к столу, самовар ждет!

– Какие мы серьезные сегодня! А у нас, простых смертных, жизнь банальней. Мы думаем о хлебе насущном, как детей накормить, мужа напоить, как в лужу рожей не угодить! – неожиданно в рифму ответила гостья, будто обидевшись на мое философское заявление.

Мы прошли в гостиную за маленький деревянный столик, предназначенный для небольших фуршетов и дружеских посиделок в интимном свете ламп. Перед ним стоял купленный несколько лет назад мягкий диван, на котором мы и собирались расположиться.

Хорошо, что Маша прихватила с собой бутылочку вина. Последнее время я много пью, безуспешно пытаясь утопить страх в вине, забыться в пьяном дурмане. Опыты доказали низкую эффективность подобного способа борьбы с кошмарами. Кое-как удавалось на время снять постоянный стресс, но он возвращался вместе с утренним похмельем. Поэтому афоризм «In vino veritas» явно не для меня. Беспокоиться не стоит, безнадежной алкоголичкой я себя вижу смутно. Даже по утрам самочувствие сносное, опохмелиться не тянет. Просто бокал вина – это безотказный друг, окутывающий меня в перерывах между сонным ужасом и спасающий грешную душу от депрессии. Несколько пьянящих глотков скрывают за завесой греевский сон, на время закрывают книгу нынешнего существования и отодвигают подальше мой сонник одиночества. Но он возвращается вновь и вновь, открывая для меня новые страницы…

– Ты о чем-то задумалась? – прервала мои грезы Маша.

– Все в порядке. Ты садись, угощайся. Давай выпьем за встречу! – я пришла в себя и налила вина.

– С удовольствием, лапочка. За радостную встречу! За тебя, меня и нашу крепкую дружбу, – и подруга моментально осушила бокал.

Я сделала два коротких глотка. Удивительно, но пить в этот раз совсем не хотелось. Будь я одна, с легкостью бы последовала примеру подруги. Но, сидя вместе с ней за столом, я впала в ступор и стала неподвижно смотреть перед собой.