— На самом деле, ты ведь не хотел, чтобы мы остались, верно, Ник? — спросила Мими.

— Конечно, хотел.

— Скорее всего, ты врешь. Тебе же вроде нравилась бедняжка Джулия?

— «Бедняжка Джулия» в твоих устах звучит просто потрясающе. Да, она мне нравилась.

Мими вновь положила ладонь мне на руку.

— Она поломала мою жизнь с Клайдом. Естественно, я ненавидела ее — тогда, — но это было так давно. В пятницу, когда я пошла к ней, я не держала против нее зла. К тому же, Ник, я видела, как она умирала. Она не заслуживала смерти. Это было ужасно. Неважно, какие чувства я испытывала раньше: сейчас кроме жалости ничего не осталось. Я сказала «бедняжка Джулия» от чистого сердца.

— Мне непонятно, что ты затеваешь. Мне вообще непонятно, что вы все затеваете.

— «Мы все», — повторила она. — А что, Дороти пыталась…

Из спальни вышла Дороти.

— Я все уладила. — Она чмокнула мать в губы и уселась рядом с ней.

Мими, смотря в зеркальце, чтобы выяснить не размазалась ли у нее на губах помада, спросила:

— Она сильно бурчала по этому поводу?

— Нет, я все уладила. А что нужно сделать, чтобы заполучить чего-нибудь выпить?

— Нужно подойти вон к тому столику, где стоят бутылки и лед, и налить себе чего-нибудь, — сказал я.

— Ты слишком много пьешь, — ответила Мими.

— Но ведь не так же много, как Ник. — Дороти направилась к столику.

Мими покачала головой.

— Ох, уж эти дети! Так значит, ты очень хорошо относился к Джулии Вулф, верно?

— Вам налить, Ник? — спросила Дороти.

— Спасибо, — сказал я и добавил, обращаясь к Мими: — Я относился к ней достаточно неплохо.

— Ты чертовски скользкий человек, — пожаловалась она. — Скажи, например, тебе она нравилась так же, как и я?

— Ты имеешь в виду те два-три раза, когда мы скоротали по паре часов в обществе друг друга?

Смех ее звучал неподдельно.

— Вот это достойный ответ!

Она повернулась к Дороти, направлявшейся к нам со стаканами.

— Надо будет купить тебе голубой халат именно такого оттенка. Он очень тебе идет.

Я взял у Дороти один из стаканов и сказал, что мне пора одеваться.

Когда я вышел из ванной, Нора и Дороти находились в спальне; Нора расчесывала волосы, а Дороти сидела на краю кровати, держа в руках чулок.

Изображение Норы в настольном зеркале послало мне воздушный поцелуй. Она выглядела очень счастливой.

— Вы любите Ника, да, Нора? — спросила Дороти.

— Он — старый глупый грек, но я к нему привыкла.

— Но Чарльз — не греческое имя.

— Настоящее имя — Чараламбидес, — объяснил я. — Когда мой старик перебрался сюда, придурок, оформлявший документы на Эллис Айлэнд, сказал, что Чараламбидес — это слишком длинно — запутаешься, пока напишешь, — и сократил имя до «Чарльз». Старику было безразлично: пусть зовут как угодно, хоть «Икс», вот они его и впустили.

Дороти пристально посмотрела на меня.

— Я никак не могу понять, когда вы говорите правду, а когда врете. — Она начала было натягивать на ногу чулок, затем остановилась. — А что нужно от вас маме?

— Ничего. Она пыталась вытянуть из меня информацию. Ей хотелось знать, что ты говорила и делала вчера вечером.

— Я так и думала. И что же вы ей сказали?

— Что мог я ей сказать? Ты ничего особенного не говорила и не делала.

Наморщив лоб, она задумалась над моим ответом, но когда заговорила снова, то уже на другую тему.

— Я и не знала, что между вами и мамой что-то было. Конечно, тогда я была совсем еще ребенком, и не поняла бы, в чем дело, если бы и заметила что-либо, однако я даже не знала, что вы называете друг друга по имени.

Нора, смеясь, отвернулась от зеркала.

— Вот теперь что-то начинает проясняться. — Она махнула Дороти расческой. — Продолжай, дорогая.

Дороти простодушно сказала:

— Ну, я ведь не знала.

Я вытаскивал из рубашки булавки, которыми ее скололи в прачечной.

— А что ты знаешь теперь? — спросил я.

— Ничего, — медленно сказала она, и лицо ее начало краснеть, — но я догадываюсь. — Она уткнулась глазами в свой чулок.

— Догадываешься, — проворчал я. — Ты, конечно, дрянная девчонка, но не надо так смущаться. Если в голову тебе приходят только гадкие мысли, тут уж ничего не поделаешь.

Она подняла голову и рассмеялась, однако, задавая следующий вопрос, вновь посерьезнела.

— Как вы думаете, я буду очень похожа на маму?

— Я бы не удивился.