— Почему вы уверены, что это он?

— Узнал по ботинку и брючине и еще по тому… — Аллейн заколебался.

— Скажите нам.

— Можно было видеть его лицо.

— Какой ужас! Значит, он утонул?

— Это, несомненно, выяснится в свое время, — ответил Аллейн.

— Вы хотите сказать… значит, вы нам хотите сказать… двойное убийство?

— В зависимости от того, что вы имеете в виду, отец.

— Я хочу сказать, что кто-то взял грех на душу, убив Себастиана Мейлера и Виолетту — обоих?

— Или не убил ли Мейлер Виолетту и был сам убит?

— Так и так — какой ужас! — повторил отец Денис. — Господи, помилуй нас всех. Страшное, страшное дело.

— И я полагаю, что мы сейчас же обязаны позвонить вице-квестору.

— Бергарми? Да, да, да. Идемте.

На обратном пути, теперь хорошо знакомом, они прошли мимо колодца на среднем уровне. Аллейн остановился и осмотрел перила. Как и в базилике, они были сделаны из более гладкого дерева, чем в античном доме. Четыре основательных доски, хорошо полированных, на расстоянии дюймов десяти друг от друга.

— Когда-нибудь в прошлом у вас случались неприятности? Несчастные случаи? — спросил Аллейн.

Они сказали, что никогда. Детей здесь никуда не пускают без сопровождения взрослых, и вообще люди выполняют требование не влезать на перила.

— Одну минуточку, отец. — Аллейн подошел к колодцу. — Кто-то не выполнил вашего требования, — проговорил он и указал на две узорчатые полосы поперек нижней доски. — Кто-то, кто мажет коричневым кремом подошвы своих ботинок. Будьте добры, отец, подождите минуточку.

Страдая от боли в мышцах, он присел у ограждения и включил фонарик. Следы коричневого крема были размазаны в обе стороны, словно кто-то пытался стереть их ластиком.

— С вашего позволения, мне пришла в голову фантазия сфотографировать это. — И он достал свой особенный фотоаппаратик.

— И вы будете это рассматривать сейчас? — воскликнул отец Денис.

— Скорее всего, это гроша ломаного не стоит. Пойдемте?

Вернувшись в прихожую, он позвонил в квестуру и попросил Бергарми. Действовать надо было осмотрительно. Как он и ожидал, вице-квестор тут же заявил, что доминиканцы должны были доложить о заключении ему. Аллейн распространился насчет того, что отцу Денису не хотелось тревожить полицию по поводу того, что могло оказаться всего-навсего парочкой дохлых крыс. Бергарми ответил на это язвительным «Topi, topi [50] », которое он произнес как непристойный сленговый эквивалент слова «крысы». Аллейн подумал, что это, пожалуй, несправедливо, но продолжил свое сообщение:

— Вам будет нелегко извлечь оттуда труп, — сказал он, — но, конечно же, у вас для этого все средства и возможности.

— Суперинтендант Аллейн, вы доложили о происшедшем квестору Вальдарно?

— Нет. Я подумал, что лучше сразу же доложить вам.

Это было воспринято куда благосклоннее.

— В данном случае вы действовали надлежащим образом, — согласился Бергарми. — Мы немедленно примем меры. Меняется самый характер дела. Я сам проинформирую квестора. А пока я бы хотел поговорить с падре.

Пока отец Денис оживленно разговаривал с Бергарми, Аллейн ополоснул руки и обнаружил, что они разбиты куда больше, чем он предполагал. Он надел свой костюм и попытался оценить положение.

Действительно, характер дела изменился. Он уныло размышлял, каково положение английского следователя в Риме, когда британский подданный с уголовными наклонностями, по всей вероятности, убит, возможно, другим англичанином, не исключено, что голландцем, не вполне невозможно, что итальянцем или итальянкой, убит в здании, находящемся под присмотром ирландских доминиканцев.

«Тут требуется сплошная импровизация, — размышлял он, — и как хорошо бы от всего этого отвертеться».

На затылке у него была здоровенная шишка, все тело в синяках и болело, ноги чуть не подкашивались — он на себя рассердился. «Вот бы сейчас черного кофе», — подумал он.

Вернувшийся отец Денис увидел руки Аллейна и тотчас же достал аптечку и настоял, чтобы ободранные места были перебинтованы.

— Вам бы сейчас капельку чего-нибудь, — сказал он, — а нам нечем вас угостить. Через дорогу есть кафе. Идите туда и хлебните малость. Полиция приедет не сразу, ведь этот парень Бергарми не пошевелится, пока все не сообщит квестору. Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно. Вы подали мне отличную идею.

— Вот и ступайте.

Кафе было совсем поблизости, скромное, с небольшим числом будничных завсегдатаев, которые поглядели на него с любопытством. Он выпил кофе и коньяка и заставил себя съесть пару больших булочек, которые оказались великолепными.

«Что ж, — подумал он, — это ведь было вероятно. С самого начала вероятно, и я рад, что сказал об этом Вальдарно». Он стал шаг за шагом обдумывать положение: «Для начала допустим, что услышанный нами шум в то время, когда баронесса затеяла свой нелепый групповой снимок, был шумом опущенной крышки саркофага — на мой слух, это звучало именно так. Это предположительно означает, что Виолетту только что убили и собирались спрятать тело. Кто? Мейлер? Если Мейлер, то, значит, его самого вот-вот убьют — снова предположительно — нет, почти наверняка — прежде, чем мы все соберемся вновь. В группе не было только Суита и молодого Дорна, которые ушли порознь, и леди Брейсли, которую поместили в атриуме.