если мое появление окажется некстати и только усложнит

положение? Все же после некоторых колебаний пришлось

набрать номер.

Вспоминая тот первый звонок и все, что последовало за ним, я и

сейчас испытываю глубокое волнение. С тех пор прошло больше

десяти лет, и все эти годы я не находила в себе достаточной

душевной устойчивости, чтобы вновь погрузиться в переживания

того времени, испытать их остроту. Теперь, когда я отважилась

писать об этом, я стараюсь настроиться как можно более

формально, сохраняя безопасную дистанцию.

* * *

В трубке чуть слышно звучал неровный, слабый, как шелест,

глуховатый голос, почти шепот. Его было больно слушать,

казалось, что он прервется прямо сейчас. Я почувствовала себя

ужасно виноватой, что позвонила. Но тут же разговор

перехватила Татьяна Борисовна, и ее тон, уверенный и

приветливый, подбодрил меня. Мы договорились о встрече.

* * *

В этот дом я странным образом всегда опаздывала, хотя вообще

это не моя привычка. Первый мой визит был отмечен почти

двухчасовым опозданием! Татьяна Борисовна по телефону

подробно описала маршрут, но от растерянности в дороге у меня

все как-то не сходилось: я попадала не на те линии, не в те

троллейбусы, уезжала в обратном направлении, выходила не на

тех остановках. Ужасаясь своей внезапной расхлябанности,

обезумев от оплошностей с транспортом, путаясь в

расположении домов и подъездов и, наконец, попав на нужный

этаж, оказываюсь в темноте: на лестнице нет света. Долго ищу

зажигалку, долго при слабом огоньке, обжигая пальцы, ищу

дверь в квартиру, долго не могу найти звонок. Готовая к

холодному приему, нажимаю на кнопку.

Дверь открывается, и сразу все преображается. Меня встречают

так тепло и радостно, что я тут же забываю свои несчастья. Как

это прекрасно - вся семья выходит встречать гостью: как будто

меня здесь уже заранее любят, как будто я ужасно важная

персона.

А когда я вижу медленно приближающегося по коридору

Александра Лазаревича, внутри что-то резко щелкает, как

совпавшие стрелки часов.

Почти невесомый, почти бестелесный, едва стоявший на ногах,

опиравшийся правой рукой на палку, а левой державшийся за

стену, колеблемый, как осенний лист, малейшими движениями

воздуха, он показался мне не столько больным, сколько безмерно

изнуренным и обессиленным страданиями, бесплотным, как

легкая дымка, со светлым взглядом, полным по-детски открытого

внимания и доверия.

Впервые увидев его лицо, я была совершенно околдована его

почти вызывающей утонченностью. В нем было нечто, чего я

раньше нигде не встречала – я бы назвала это «печать чистых

мыслей». Надо бы подобные лица вносить в Красную книгу и

охранять, как святыню. Мне оно казалось совершенно

нереальным - как звук, который можно видеть глазами. Но вот,

оно прямо передо мной, я его УЗНАЛА, и это вызывало

мистическое чувство вмешательства свыше.

* * *

Я моментально влюбилась в эту семью, в этот дом. Меня

покорила атмосфера искреннего внимания и

доброжелательности. И какая находка – семья, где все понимают

и поддерживают друг друга. Каждый раз, когда я туда звонила,

первое, что я слышала - кто бы ни взял трубку – был вопрос:

«Таня, когда вы к нам придете?» В супружеской паре была

заметна особая сплоченность, глубокое внутреннее родство,

которое, как правило, создается близостью перед лицом общих

испытаний.

* * *

О портрете заговорили в первый же вечер. Я не могла обещать

ничего конкретного, но уже точно знала, что пришла не

напрасно. Это был мой «небесный заказ» – как будто я

причастилась, проглотив сжатую пружину, которая рано или

поздно, в свой срок, неизбежно должна начать раскручиваться.

Не рассуждая о том, какую форму примет работа, я решила

действовать по обычной схеме, и первое, с чего надлежало начать

– это насквозь пропитаться дымом нового костра, войти в