Вдруг я увидел за редеющей пелной дождя указатель «Таверна Александра». Оказывается, Дмитрос ехал верхней дорогой. Эта таверна, заколоченная в ту памятную мне зиму, находилась совсем рядом от моего Дома…

Давайте остановимся. Сегодня не завтракал.

В хосписе нам дадут поесть, — отозвался Роджер.

«Чего он от меня хочет? – подумал я по дороге. – Чтобы и ему нашел какой-нибудь клад? Вылечил какого-нибудь миллионера? Дмитрос говорил, будто этот хемингуэистый бородач может заключить со смной контракт… Было бы здорово! В первую очередь дал бы Никосу денег за протезы. Вчера Инес проговорилась, когда Никос спал в доме, что он не берет с местных бедняков за свой труд ни драхмы».

Проезжая мимо виллы Диаманди, я успел заметить Люсю. Она стояла на террасе с вытянутой вперед рукой – узнавала, кончился ли дождь.

Дождь кончился. Из-за облаков выглянуло солнце.

Миновав пляж, свернули с шоссе налево. Уперлись в решетчатые ворота, которые открыл выскочивший из будочки охранник, и покатили вверх по аллее среди агави пальм к мраморным ступенькам входа в огромный, восточного типа дворец.

Роджер пропустил меня первым. И был явно доволен произведенным эффектом. Я увидел чудовищную роскошь. посреди беломраморного холла из середины круглого, обсаженного цветущими растениями бассейна бил фонтан. Повсюду стояли столики с мягкими кожаными пуфиками. В глубине виднелись две движущиеся ленты эскалатора – одна вели вверх, другая вниз. Они были пусты, как и весь холл. Только слева за стойкой с компьютером и телефоном сидел молодой человек в белом халате, как я понял, администратор.

Мертвая тишина стояла вокруг. Лишь струи фонтана с легким гулом ниспадали в чашу бассейна. Поэтому я расслышал то, что администратор сообщил своему боссу: умер кто-то из постояльцев, спущен в морг, родственники в Париже оповещены.

О’кей! – сказал Роджер.

…Мы завтракали в обширной комнате, примыкающей к его кабинету.

— Сколько тут этажей? – спросил я, покончив с фруктовым салатом и йогуртом и принимаясь за кофе.

— Семь, — ответил Дмитрос, уничтожавший наравне с Роджером хрустящие тосты с сыром и ветчиной. – Три – терапия и процедуры. Остальные – номера, где живут пациенты. И еще иностранные специалисты.

Сколько сейчас пациентов? – спросил я.

Сорок шесть, — ответил Роджер. И снова повторил, что хочет, прежде всего, познакомить меня со специалистами. Если я пожелаю, могу осмотреть кухню, ресторан, где питаются ходячие больные.

Хоть я и не выразил такого желания, Роджер не без самодовольства все-таки завел в обширную кухню на нижнем этаже. Блистающую чистотой. Представил нам шеф–повара итальянца, под руководством которого сновали пять или шесть помощниц в белых платочках и передниках.

Потом мы молча поднялись эскалатором в зал ресторана. Там, несмотря на поздний час (было начало одиннадцатого) еще завтракали десять–двенадцать больных. Старушки в париках, исхудалый бородатый старец в чалме.

По выходе из ресторана Роджер закурил свою сигареллу, предложил и мне. Но я независимо вытащил свое «Мальборо–лайт». Увидел, как мимо нас к ресторану прошествовала парочка – высокая старуха с неестественно прямой спиной, держащая на руках болонку, и волочащий ногу старик с заклеенными телесного цвета пластырем мочками ушей. Роджер раскланялся с ними.

— Из Голландии, — пояснил он. – Очень богатые люди. Рич мен, понимаешь?

«Теперь тебе остается их умертвить», — подумал я и хотел было задать вопрос, как здесь насчет эвтаназии, насильственного прекращения жизни? Но решил покамест не зарываться. Все-таки оставалось загадкой, зачем он с такой настойчивостью желал показать мне этот приют скорби.

Захотелось услышать его мысли. Но Роджер, по–видимому, услышал мои.

Сюрпрайз, сюрпрайз, — повтори он несколько раз, когдамы поднялись выше. – Тебя ждет сюрприз.

Здесь обнаружилась хоть какая-то жизнь. По покрытому паласом коридору мотались медсестры в зеленой униформе, кто со штативом с пробирками, кто с длинными, видимо только что вытянутыми из компьютера листами каких-то сведений. Санитар вез навстречу в инвалидной коляске человека в насунутой до бровей вязаной шапочке. Тот взглянул мне прямо в глаза.

Мы шествовали вдоль дверей с табличками, на которых золотом по черному фону были выведены, в общем понятные слова: «Рефлексотерапия», «Ароматерапия», «Магнитотерапия», «Фитотерапия» и даже «Уринотерапия». Кажется, весь набор новомодных методов лечения…

Бедолага Дмитрос, открытый человек, рубаха–парень, здесь совсем сник от почтения к роскоши этого дворца, почтения к таинственным кабинетам.

В конце коридора был маленький холл.

— Сюрпрайз, — сказал Роджер, обращаясь ко мне и бросая окурок в стеклянную урну. – Я выписал из России эту женщину, поселил здесь бесплатно с питанием. Деньги она получает с пациентов.

Роджер толкнул дверь, и мы вошли в кабинет.

Посередине стоял стул. На стуле сидела женщина с лиловыми волосами. Над ней возвышалась, растопырив пальцы рук, грузная старуа в распахнутом белом халате. Делала пассы вокруг головы пациентки, приговаривала: