Лицо Мими победно засветилось.

— Так ты работаешь на него?

Мое «нет» не произвело никакого эффекта.

— А почему это не мог быть он? — спросил Гилберт, но не из желания поспорить, а так, словно на самом деле хотел во всем разобраться.

— Он мог бы, но он этого не делал. Разве стал бы он писать письма, которые бросают подозрения на Мими, на человека, который покрывает его, скрывая основную улику?

— Но он мог и не знать этого. Может быть, он считал, что полиция говорит не все, что знает. Они ведь часто так делают, не правда ли? А может быть, он хотел очернить ее, чтобы ей не поверили…

— Вот именно, — подала голос Мими. — Именно этого, Ник, он и добивался.

Я сказал Гилберту:

— Ты же не считаешь, что это он убил Джулию.

— Нет, я так не думаю, но я хотел знать, почему и вы так не думаете. Вы же понимаете, меня интересует ваш метод.

— А я хотел бы узнать о твоем.

Гилберт слегка покраснел и смущенно заулыбался.

— О, но это… это разные вещи.

— Он знает, кто убил ее, — возвестила Дороти, показываясь в дверном проеме. Она до сих пор была одета. Она пристально, будто боясь взглянуть на кого-нибудь другого, смотрела на меня. Лицо бледное, все тело напряжено.

Нора открыла глаза, приподнялась на локте и спросила спросонок:

— Что? — Ей никто не ответил.

— Вот что, Дорри, — сказала Мими, — давай-ка без этих идиотских спектаклей.

Дороти бросила:

— Можешь избить меня, когда все уйдут. — Произнесла она это, не отрывая от меня взгляда.

Мими попыталась сделать вид, что не понимает, о чем говорит ее дочь.

— Кто это знает убийцу? — спросил я.

— Ты ведешь себя как идиотка, Дорри, — начал Гилберт, — ты…

Я прервал его:

— Подожди. Пусть она скажет то, что хотела. Кто убил ее, Дороти?

Дороти взглянула на своего брата, опустила глаза и ссутулилась. Глядя в пол, она невнятно пробормотала:

— Я не знаю. Он знает. — Она подняла глаза на меня и задрожала. — Я боюсь их. Заберите меня отсюда, и я все вам расскажу, а их я боюсь.

Мими рассмеялась мне в лицо.

— Сам напросился. Поделом тебе.

Гилберт покраснел сильнее.

— Это так глупо, — пробормотал он.

Я сказал:

— Ну конечно, я заберу тебя, но сначала, пока мы все вместе, я хочу все уладить.

Дороти покачала головой.

— Я боюсь.

— Ник, я не хочу, чтобы ты с ней нянчился, — заявила Мими. — Это ее только портит. Она…

— Что ты говоришь? — спросил я Нору.

Она встала и потянулась, не поднимая рук. Лицо у нее, как всегда после сна, было розовое и красивое. Сонно улыбнувшись, Нора сказала мне:

— Поедем домой. Мне здесь не нравится. Дороти, бери шляпу, пальто, пошли.

— Ступай в постель, — приказала Мими Дороти.

Дороти приложила кончики пальцев левой руки к губам и захныкала:

— Ник, не разрешайте ей бить меня.

Я наблюдал за Мими: на ее лице играла безмятежная улыбка, но ноздри раздувались, было слышно, как тяжело она дышит.

Нора подошла к Дороти.

— Пойдем, умоем личико и…

Мими издала горловой животный крик, мышцы на ее шее вздулись, и она резко приподнялась на носки.

Нора встала между ней и Дороти. В тот момент, когда Мими двинулась вперед, я схватил ее за плечо, другой рукой обхватил за талию и поднял в воздух. Мими завопила и принялась бить меня кулаками и твердыми кончиками высоких каблуков, оставляя рубцы на моих голенях.

Нора вытолкала Дороти из комнаты и остановилась в дверях, наблюдая за нами. Я очень отчетливо различал ее оживленное лицо, все остальное было словно в тумане. Слабые неловкие удары по спине и плечам заставили меня обернуться, и я разглядел, но очень смутно, Гилберта, который неуклюже колотил меня; я почти не почувствовал сопротивления, когда оттолкнул его в сторону.

— Прекрати, Гилберт. Я не хочу делать тебе больно.

Я оттащил Мими к дивану, бросил ее на спину, и сел ей на колени, держа за запястья.

Гилберт снова наскочил на меня. Я попытался ударить его по коленной чашечке, но пнул слишком слабо. В неразберихе он шлепнулся на пол. Я пнул еще раз, промахнулся и крикнул:

— Драться потом будем. Принеси воды.

Мими побагровела; огромные остекленевшие бессмысленные глаза ее вылезли из орбит. На стиснутых зубах шипела и пузырилась слюна, красное горло превратилось, в извивающуюся, вздрагивающую массу вен и мышц, вздувшихся до такой степени, что казалось, вот-вот они лопнут. Я с трудом удерживал ее горячие влажные запястья.