Правда, намъ и некогда; мы занимаемся гораздо важнйшими длами: мы составляемъ системы для общественнаго благоденствия, посредствомъ которыхъ цлое общество благоденствуетъ, а каждый изъ членовъ страдаетъ —, словно медикъ который бы облепилъ все тло больнаго шпанскими мухами и сталъ его уврять что отъ того происходитъ его внутреннее здоровье; мы составляемъ статистическія таблицы — посредствомъ которыхъ находимъ что въ одной сторон, съ увеличеніемъ просвщенія уменьшаются преступленія, а въ другой увеличиваются, — и въ недоумніи ломаемъ голову надъ етимъ очень труднымъ вопросомъ; составляемъ рамку нравственной философіи для особеннаго рода существъ, которые называются образами безъ лицъ и стараемся подтянуть подъ нее вс лица съ маленькими, средними и большими носами; мы отыскиваемъ средства какъ бы провести цлый день, не пропустивъ себ ни одной мысли въ голову, ни одного чувства въ сердце; — какъ-бы обойтиться безъ любви, безъ вры, безъ думанья, не двигаясь съ мста, словомъ безъ всей етой фланели отъ которой неловко, шерститъ, беспокоить; мы ищемъ способа обдлать такъ нашу жизнь, чтобы ея исторію приняли на томъ свт за расходную книгу церковнаго старосты; — и должно признаться, что во всемъ етомъ мы довольно успли; ?a въ медицин? мы трудились, трудились — и открыли газы —, и замтьте въ то самое время, когда химикъ Беккеръ убилъ Алхимію, — разобрали вс металлы и соли по порядку; соединяли, соединяли, разлагали, разлагали; нашли желзисто-синеродный потассій, положили его въ тигель, расплавили, истолкли въ порошокъ, прилили водохлорной кислоты, пропустили сквозь сухой хлористый кальцій и проч. и проч. — сколько работы! — и посл всхъ етихъ трудовъ мы добыли наконецъ прелюбезную жидкость съпрекраснымъ запахомъ горькаго миндаля, — которую ученые называютъ водосинеродною кислотою, acide hydrocyanique, acidum borussicum, a другіе acide prussique, — но которая во всякомъ случа гаситъ человка разомъ, духомъ, — какъ свчу, опущенную въ мефитическій воздухъ; мы даемъ ету жидкость нашимъ больнымъ во всякихъ болзняхъ и ни мало не жалемъ когда больные не выздоравливаютъ…

Етими то —, нкогда знаменитыми науками, — а именно: Астрологическими, Хиромантическими, Парспомантнческими, Онеиромантическими, Кабалистическими, Магическими и проч. и проч… я задумалъ, Милостивый Государь, заниматься, и нахожусь въ твердой увренности, что когда нибудь сдлаю открытіе въ род Арнольда Виллановы! — и теперь хотя я еще не далеко ушелъ въ сихъ наукахъ, но ужъ сдлалъ весьма важное наблюденіе: я узналъ какую важную ролю играетъ на свт философская калцинація, сублимація и дистиллація.

Я разскажу вамъ, любезный читатель —, если вы до сихъ поръ имли терпніе продраться сквозь тернистую стезю моей необъятной учености, — я разскажу вамъ случившееся со мною произшествіе и — поврьте мн — разскажу вамъ сущую правду, не прибавляя отъ себя ни одного слова; разскажу вамъ то что видлъ, видлъ, своими глазами видлъ…

Я былъ на бал; балъ былъ прекрасный; пропасть карточныхъ столовъ, еще больше людей, еще больше свчей, а еще больше конфетъ и мороженаго. На бал было очень весело и живо; вс были заняты: музыканты играли, игроки также, дамы искали, двушки не находили кавалеровъ, кавалеры прятались отъ дамъ: одни гонялись за партенерами, другіе кочевали изъ комнаты въ комнату; иные сходились въ кружокъ, сообщали другъ другу собранныя ими замчанія о температур воздуха, и расходились; словомъ, у всякаго было свое занятіе, а между тмь тснота и духота такая что вс были вн себя отъ восхищенія. Я также былъ занятъ: къ чрезвычайному моему удивленію и радости, отъ тсноты —, или такъ, по случаю, — мн удалось прижать къ углу какого-то господина, который только что проигралъ 12 робертовъ сряду; и я въ утшеніе принялся разсказывать ему: о поход Наполеона въ 1812 году, объ убіеніи Димитрія Царевича, о монумент Минину и Пожарскому, и говорилъ такъ краснорчиво, что у моего слушателя отъ удовольствия сдлались судороги и глаза его невольно стали поворачиваться со стороны на сторону; ободренный успхомъ, я готовь уже былъ приступить къ разбору Несторовой Лтописи, когда къ намъ приблизился почтенный старецъ: высокаго роста, полный, но блдный, въ синемъ фрак, съ впалыми глазами, съ величественнымъ на лиц выраженіемъ, — приблизится, схватилъ моего товарища за руку и тихо, таинственнымъ голосомъ проговорилъ: „?вы играете по пятидесяти?” Едва онъ произнесъ ети слова, какъ и старецъ въ синемъ фрак и мой товарищь исчезли, — а я было только завелъ рчь о томъ что Несторъ списалъ свою лтопись у Григорія Арматолы… Я обернулся и удивленными глазами спрашивалъ у окружающихъ объяснения сего страннаго происшествія…

„?Какъ вамъ не совстно было” сказалъ мн кто то „держать столько времени етаго несчастнаго? онъ искалъ партенера отыграться, а вы ему цлый часъ мшали……… ”

Я покраснлъ отъ досады, но скоро утшилъ мое самолюбіе, разсудивъ что слова таинственнаго человка были не иное что какъ лозунгъ какого нибудь тайнаго общества, къ которому вроятно принадлежалъ и мой пріятель; признаюсь что ето открытіе меня ни мало не порадовало и я, размышляя какъ бы мн выпутаться изъ бды, и задыхаясь отъ жара, подошелъ къ форточк которую благодтельный хозяинъ приказалъ отворить прямо противъ разтанцовавшихся дамъ……

Къ чрезвычайному моему удивленію изъ отворенной форточки не шелъ свжій воздухъ, а между тмъ на двор было 20 градусовъ мороза, — ?кто ето могъ знать лучше меня, меня который пробжалъ пшкомъ изъ Коломны до Невскаго проспекта въ однихъ башмакахъ? — Я вознамрился разршить етотъ вопросъ, вытянулъ шею, заглянулъ въ форточку, смотрю: что то за нею свтится, — огонь не огонь, зеркало не зеркало; я призвалъ на помощь вс мои кабалистическія знанія, ну исчислять, разсчислять, допытываться и ?что же я увидлъ? за форточкою было выгнутое стекло котораго края, продолжаясь и въ верхъ и въ низъ, терялись изъ глазъ; я тотчасъ догадался что тутъ кто-то чудеситъ надъ нами; вышелъ въ двери — то же стекло у меня передъ глазами; обошелъ кругомъ всего дома, высматривалъ, выглядывалъ, и открылъ, — ?что бы вы думали? что какой то проказникъ посадилъ весь домъ, мебели, шандалы, карточные столы и всю почтенную публику, и меня съ нею вмст, въ стеклянную реторту съ выгнутымъ носомъ! Ето мн показалось довольно любопытно. Желая узнать чмъ кончится ета проказа, я воспользовался тою минутою, когда кавалеры съ дамами задремали въ мазурк, вылезъ въ форточку и осторожно спустился — на дно реторты; тутъ-то я узналъ отъ чего въ гостиной было такъ душно! проклятый Химикъ подвелъ подъ насъ лампу и безъ всякаго милосердія дистіллировалъ почтенную публику!..

Долго я размышлялъ надъ симъ удивительнымъ явленіемъ, а между тмъ —, можете себ представить, почтенный читатель, каково мн было на дн реторты, надъ самымъ жаромъ; — мой новый, прекрасный черный фракъ началъ сжиматься и слетать съ меня пылью; мой чистый, тонкій батистовый галстукъ покрылся сажею; башмаки прогорли; вся кожа на тл сморщилась и самаго меня такъ покоробило, что я сдлался вдвое меньше; наконецъ отъ волосъ пошелъ дымъ; мозгъ закиплъ въ череп и ну выскакивать изъ глазъ въ вид малепькихъ пузырьковъ которые лопались на воздух; не стало мн силы терпть ету калцинацію; возвратиться опять въ комнаты уродомъ было бы слишкомъ обидно для моей чистоплотной репутаціи; къ тому же мн хотелось узнать: ?зачмь дистиллируютъ почтенную публику? — вотъ я и ршился пробраться къ узкому горлу реторты; съ трудомъ я докарабкался до него, уперся ногами и увидлъ сквозь тонкое стекло, — ?кого, вы думаете? Соображая въ ум древнія преданія, я ожидалъ, что увижу самого Господина Луцифера съ большими рогами, съ длиннымъ хвостомъ и растянутою харею; или хотя злобнаго старика, съ насмшливою миною, въ парик съ кошелькомъ, въ сромъ французскомъ кафтап и въ красномъ плащ; или покрайней мр Мефпстофеля въ Гишпанскомъ костюм; или наконецъ, хотя одного изъ тхъ любезныхъ молодыхъ людей—, которыхъ злоди Французы такъ хорошо рисуютъ на виньеткахъ къ своимъ романамъ, — въ модномъ фрак, съ большими бакенбардами, съ двойнымъ лорнетомъ. — Нтъ, милостивые государи, надъ почтеннейшею публикою потшался —, стыдъ сказать, — потшалось дитя; по нашему говоря, лтъ пяти; въ маленькой курточк; безъ галстука; съ кислою миною, съ крошечными рожками и съ маленькимъ, только что показавшимся хвостикомъ!..

?Не обидно ли это?

Ужъ старые черти не удостаиваютъ и вниманія нашъ 19 вкъ!

Отдаютъ его на потху чертенятамъ!

Вотъ до чего мы дожили съ нашей паровою машиною, альманахами, атомистическою Химіею, піявками, благоразуміемъ нашихъ дамъ, Англійскою философіею, общипанными фраками, Французскою врою и съ уставомъ благочинія нашихъ гостиныхъ. Досада взяла меня: я ршился, призывая на помощь кабалистовъ всхъ вковь и всего міра, отмстить за нашъ 19 вкъ, проучить негоднаго мальчишку и съ симъ великодушнымъ намреніемъ сквозь узкое горло выскочилъ изъ реторты…

„Суета, суета вс замыслы человческіе,” говоритъ, — ?кто бишь говоритъ? да я говорю, — не въ томъ сила. Ужъ сколько лтъ умышляются люди какъ бы на семъ свт жизнію пожить, а суету въ отставку выкинуть; — такъ нтъ, не дается; вдь кажется, суета не важный чиновникъ, а и подъ него умные люди умютъ подкапываться. Живешь, живешь, нарахтишься, нарахтишься, жить — не живешь, смерти не знаешь, умрешь и ?что же остается? сказать стыдно. ?Не ужели только? такъ ети вс прекрасныя слова: любовь, добро, умъ, все ето шутка? Нтъ, господа, извините; ужъ если кто ошибся, такъ скоре люди, нежели кто другой. Дло-то въ томъ, кажется, что люди также принимаются за жизнь, какъ я за средство выбраться изъ реторты: ищемъ какъ бы полегче; анъ не тутъ-то было!..