— Чувствительнйше вамъ обязанъ, почтейнйшій Иванъ Севастьяновичъ! Ну, теперь вы похлопочите чтобъ ето дло поскоре ршили, — не можете себ вообразить какъ не ловко быть безъ тла!.. а я сбгаю покуда повидаться съ женою… будьте уврены, что я уже васъ не обижу… —

„Постойте, постойте, Ваше Благородіе, вскричалъ Севастьянычь, въ просьб противорчіе… — ?какъ же вы безъ рукъ уклались… или уклали въ кибитк свое тло?… тьфу къ чорту, ничего не понимаю.”

Но отвта не было. Севастьянычь прочелъ еще разъ просьбу, началъ надъ нею думать, думалъ — думалъ…

Когда онъ проснулся, ночникъ погасъ и утренній свтъ пробивался сквозь обтянутое пузыремъ окошко. Съ досадою взглянулъ онъ на пустой штофъ, предъ нимъ стоявшій… ета досада выбила у него изъ головы ночное произшествіе; онъ забралъ свои бумаги не посмотря и отправился на барскій дворъ въ надежд тамъ опохмлиться.

Заседатель, выпивъ рюмку водки, принялся разбирать Севастьянычевы бумаги и напалъ на просьбу иностраннаго недоросля изъ дворянъ…

„Ну братъ Севастьянычь” вскричалъ онъ прочитавъ ее „ты вчера на сонъ грядущій порядкомъ подтянулъ; екую околесную нагородилъ… послушайте-ка Андрей Игнатьевичъ,” прибавилъ онъ, обращаясь къ уздному Лкарю, „вотъ намъ какого просителя Севастьянычь предоставилъ,” и онъ прочелъ уздному Лкарю курьёзную просьбу отъ слова до слова, помирая со смху. „Пойдемте-ка, господа, сказалъ онъ наконецъ, вскроемте ето болтливое тло, да если оно не отзовется, такъ и похоронимъ его по добру по здорову, — въ городъ пора.”

Ети слова напомнили Севастьянычу ночное произшествіе —, и какъ оно ни странно ему казалось, — но онъ вспомнилъ о пятидесяти рубляхъ, общанныхъ ему просителемъ, если онъ выхлопочетъ ему тло, и сурьёзно сталъ требовать отъ Засдателя и Лкаря чтобъ тло не вскрывать, потому что етимъ можно его перепортить такъ что оно уже никуда не будетъ годится, — а просьбу записать во Входящій обыкновеннымъ порядкомъ.

Само собою разумется что на ето требованіе Севастьянычу отвчали совтами протрезвиться, тло вскрыли, ничего въ немъ не нашли и похоронили.

Посл сего происшествия, мертвецова просьба стала ходить по рукамъ, везд ее списывали, дополняли, украшали, читали, и долго Рженскія старушки крестились отъ ужаса, ее слушая.

Преданіе не сохранило окончанія сего необыкновеннаго происшествія: въ одномъ сосднемъ узд разсказывали что въ то самое время, когда лкарь дотронулся до тла своимъ бистуріемъ, владлецъ вскочилъ въ тло, тло поднялось, побжало и что за нимъ Севастьянычь долго гнался по деревн, крича изо всхъ силъ: „лови, лови покойника!”

Въ другомъ же узд утверждаютъ, что владлецъ и до сихъ поръ каждое утро и вечеръ приходитъ къ Севастьянычу, говоря: „?Батюшка Иванъ Севастьянычь, чтожъ мое тло? ?когда вы мн его выдадите?” и что Севастьянычь, не теряя бодрости, отвчаетъ: „А вотъ собираются справки.” Тому прошло уже лтъ двадцать.

„…Что касается до меня,” сказалъ мн одинъ изъ любезныхъ молодыхъ людей, то вс ваши несчастія — ничто передъ моими. Великая важность, что вы попали въ словарь! Сколько млекопитающихся желали бы добиться етой чести. Мн такъ напротивъ здсь очень хорошо: я такъ пообтерся о печатные листы, что —, сказать безъ самолюбія, — я никакъ не промняю теперешняго моего образа на прежній. Не будь я сказкою, — я бы ввкъ не понялъ что со мною случилось; — теперь по крайней мр, волею неволею, а долженъ ясно понимать вс обстоятельства моей жизни, быть готовымъ каждому отдать въ ней отчетъ, а ето право не бездлица. Вы горюете, Господа, о томъ, что попались въ Словарь! ?что бы сказали когдабъ, подобно мн, вы попались въ стеклянную банку и подвергнулись бы опасности быть съдену собственнымъ вашимъ родителемъ? Не удивляйтесь, Господа, я разсказываю сущую правду.

Но прежде, нежели я приступлю къ повствованію, я долженъ изъяснить вамъ мое недоумніе о предмет, котораго я и до сихъ поръ не поенимаю: ?зачемъ вы, Господа Человки, т е рпите посреди себя злодевъ, которые только и дла длаютъ что снимаютъ черепа, разбираютъ мозгъ, растягиваютъ сердце на булавочкахъ, обрываютъ ноги, — злоди! которыхъ вы называете Природонаблюдателями, Естествоиспытателями, Ентомологами и проч. т. п. ?Зачемъ ети господа? ?зачемъ ихъ холодныя преступленія? ?на какую пользу? я до сихъ поръ етаго постичь не могу.

Вы улыбаетесь, — вы какъ будто хотите сказать, что я не пойму вашихъ объясненій. Такъ и быть, — я и на то согласенъ…

Слушайтежъ:

Я происхожу отъ рода древняго и знаменитаго Арахнидовъ или Аранеидовъ—, ибо до сихъ поръ паши лтописцы спорятъ о нашемъ наименованіи. Существуетъ предание, что мы родъ свой ведемъ отъ крокодиловъ; Египетскіе Гіероглифы, гд насъ или нашихъ еднноплеменниковъ изображаютъ вмст съ нашими праотцами и творенія Еліяна могутъ служить вамъ въ томъ порукою; вообще мы играли важную ролю въ древности: знаменитая Лидійская жена, гонимая Минервою, приняла нашъ образъ; Аристотель описывалъ наши древнія битвы съ ящерицами; Демокритъ уврялъ что мы употребляемъ наши сти какъ дикобразъ свои иглы: Плиній свидтельствовалъ что достаточно двухъ наскомыхъ, находящихся въ нашей внутренности для того чтобы истребить человка прежде его рожденія, и такова наша важность въ Природ, что надъ нашими колыбелями долго спорили ученые называть ли ихъ nymphae ovifonnes!