Шрифт:
Это пишет про народ нелицеприятный летописец жизни, объективнейший и никакими тенденциями не зараженный художник слова!
Все та же неистребимая вера в Бога, все та же жажда правды Божией и все те же пути исканий ее — пути божественные. Через Христа и Его Евангелие. Все тот же общий всему народу «Град Незримый»…
Но не все в нем благополучно. Вот эти миллионы еретиков, с каждым годом возрастающих численно! Не указует ли это на то, что даже и в божественном пути исканий своих народная мысль и совесть начинают приходить в столкновение с земной действительностью, с гражданскими и духовными водителями народа?..
Казна государственная наполняется, промышленность расцветает, растут фабрики и заводы, богатеют купцы и промышленники, ширится торговля с иностранными народами, а мужик беднеет: народ плодится и множится, а земли не прибавляется, а убавляется. Бросает крестьянство, идет на фабрики: кто лишь на зиму, а кто — навсегда. И болит старая историческая обида в душе народной. Все ждет, все надеется мужик, что правда восторжествует и Бог внушит царю, помазаннику своему, снизойти к народу своему царской милостью и отдать ему неправильно отнятую когда-то землю…
Так пишет про землюи мужикасердцеведец народный, писатель Достоевский [438] : «Земля для мужика все, а из земли у него уже и все остальное: и свобода, и жизнь, и честь, и семья, и дети, и порядок, и церковь, одним словом, все, что есть драгоценного!»
Так правда небесная сливается в душе народной с правдой земной.
И жаждет эта душа, что бы Божья правда царствовала, яко на небеси, тако и на земли…
Нет пока этой правды. Сокрыта она Святым озером во граде праведном, во Граде Незримом Китеже. Там никто никем не обижен… Таков «Град Незримый» у русского народа.
438
Ф. М. Достоевский. «Дневник писателя за 1876 г. (IV „Земля и дети“):»… земля у него прежде всего, в основании всего, земля — все, а уж из земли у него и все остальное, то есть и свобода, и жизнь, и честь, и семья, и детишки, и порядок, и церковь — одним словом, все, что есть драгоценного.
Изменялись времена и нравы, а «жемчужина» души народной и с наступлением XX столетия оставалась в неприкосновенности: вера в Бога, в конечное торжество правды Божией. О, если бы те, кто строит государственную и народную жизнь, своим вниманием к своему народу берегли бы эту жемчужину! Какая огромная непобедимая сила была бы в руках государственных вождей.
Но они не только не берегли эту жемчужину, а сами же разрушали ее, пока не пришел Антихрист и не воспользовался этой жемчужиной народной души для великого обмана, великой провокации и кровавого разрушения… и не повел алчущих и жаждущих правды в свой собственный Незримый Град.
Есть в Швейцарии, на берегу Женевского озера, местечко, звучащее божественно для русского уха, — «Божи», а в этом Божи — молочная ферма и ресторан, содержащийся эмигрантом, старым испытанным революционером-народником [439] , прошедшим все превращения революционного народничества. Если существует «Бабушка русской революции», его по справедливости можно было бы назвать «Дедушкой» ее [440] .
Вот это Божи с молочным рестораном и было местонахождением интеллигентского «Града Незримого».
439
Речь идет о Егоре Егоровиче Лазареве (1855–1937), участнике «хождения в народ», привлекавшемся к суду по делу о революционной пропаганде («процесс 193-х»), который в начале 1900-х годов приехал в Швейцарию, поселился в деревне Божи над Клараном, купил или арендовал там крестьянскую ферму и жил, продавая швейцарцам, а главным образом иностранцам и в гостиницы, молоко. После издания манифеста 17 октября 1905 г. вернулся в Россию, примкнул к эсерам. В 1910 г. был арестован и выслан за границу. Вернувшись в Россию после Февральской революции, стал министром народного просвещения во Временном правительстве, сблизился с правыми эсерами. В 1919 г. выехал в Чехословакию (подробнее см.: Лазарев Е. Е.Моя жизнь. Прага, 1935).
440
«Бабушкой русской революции» называли Екатерину Константиновну Брешко-Брешковскую (урожд. Вериго; 1844–1934) — видного деятеля русского революционного движения, создательницу и лидера партии эсеров, а также ее Боевой организации. Первоначально участвовала в движении народников, неоднократно арестовывалась и ссылалась. Вернулась из ссылки в 1896 г., попав под амнистию по случаю коронации Николая II. После создания вместе с Г. Гершуни партии эсеров в 1903 г. эмигрировала в Швейцарию. Нелегально вернувшись в Россию, участвовала в революционных событиях 1905–1907 гг. В 1907 г. была выдана охранке Азефом, в 1910 г. приговорена к ссылке, где и пробыла до Февральской революции 1917 г. К Октябрьской революции отнеслась враждебно, в 1919 г. покинула страну, жила в США, Франции и Чехословакии (похоронена близ Праги).
Тут вроде революционного Ноева ковчега: всевозможные сектанты, странники, правдоискатели обоих полов, всяких национальностей и возрастов. Хотя в верах и расходятся, а молочка попить, кислого и сладкого, да простокваши и сырков разных покушать все сюда стекаются и терпимо пребывают под единой кровлей, и из общей посуды вкушают и староверы, и еретики разные…
Почва нейтральная, а за границей (не то, что дома!) все за одними общими скобками себя чувствуют: все одинаково гонимы правительством царя, которого единодушно называют почему-то «Николаем Кровавым», все одинаково специализируются на делании революции, многие от сей профессии питаются, и хотя себя интернационалистами именуют, а тяготение к своим, русским, все-таки побеждает. Свой своему поневоле брат.
А теперь здесь особенно людно и оживленно: на революционной бирже акции всех подпольных организаций поднимаются, ибо гипноз гражданской сонливости, в котором пребывала России в течение целого десятилетия, уже миновал и по всем горизонтам стали вспыхивать зарницы революционного электричества. Политическая погода в конце XIX столетия стала портиться, сонливые безоблачные небеса начали заволакиваться зловещими тучами с «гнилого Запада»: на фабриках — забастовки, первомайские демонстрации, в университетах — беспорядки, в земском и городском самоуправлении снова — «бессмысленные мечтания» о конституции [441] , протесты, возмутительные ходатайства и резолюции, — молчаливая тоска по разным свободам заморским дерзким языком заговорила и стала толкать либеральную интеллигенцию к сплочению путем всевозможных съездов и организаций…
441
В 1894 г. в поздравительных адресах земских собраний по случаю воцарения Николая II либералы намекнули на расширение прав земств. Царь назвал эти пожелания «бессмысленными мечтаниями».
Казалось бы, что новым положением 1890 года, отдавшим в руки дворянства земское дело, усилившим над ним опеку губернаторов и превратившим председателей и членов земской управы в государственных чиновников, — тишина и спокойствие обеспечены навсегда, тем более что в ведении самоуправления оставлены исключительно «местные нужды». Так нет, и тут ухитряются враги самодержавия находить щелки и дырочки, чтобы пролезать к кормилу корабля, соваться не в свое дело. Опять как грибы после дождя стали выскакивать сговаривающиеся между собой «бессмысленные мечтатели», пользующиеся всяким случаем, чтобы делать правительству и царю неприятности.