И опять свидетельство того, что поэт наш Пушкин сказочку эту читал – увидел в ней, что братья поместили девицу в хрустальный гроб. Ну ни у одного народа мира нет ничего похожего! Так что нашу сказку читал Пушкин, а не немецкую!

Опять же – дальше сюжет развивается чисто по-русски – переживательно и даже трагично.

Уверена, никто не знает. А в русской сказке они покончили жизнь самоубийством – так корили себя за то, что не сберегли девицу, а значит, виноваты в ее смерти. Опять же чисто наш подход: мы отвечаем за все.

Однако жизнь не кончается. Наступает действие третье. Палаты богатырские стоят в непроходимом лесу, и в центральной зале в хрустальном гробу спит девица красоты неописанной. А может – не спит, дожидается? И дождалась. Поехал на охоту царевич, да и попал случайно в палаты белокаменные. Увидел девицу и влюбился. Три раза (опять три!) в лес ездил. У гроба стоял, налюбоваться не мог, с места стронуться. Силком его свита тащила. На третий раз приказал царевич перевезти девицу к себе. Увидела ее царица-мать, пожалела, поплакала, да и сказала сыну: «Надо бы похоронить бедняжку, как полагается. А то тяжело ее душе жить – не на этом она уже свете, но еще и не на том». То есть мать решила сделать как лучше. Тут и царевич слезами залился. Принес цветы, сплел венок, хотел украсить им любимую. Да только стал надевать венок, отравленный волос-то и выпал. Ожила красавица.

На радостях и свадьбу сыграли. Царь с царицей молодуху как дочь родную приняли. Никаких тебе злодейств, которые у Перро замышляла вражина-королева, и в помине нет. Помните, как та решила погубить и невестку, и внуков – то отравить пожелала, то вообще съесть на обед, как заправский людоед? Но, видно, то, что в аристократические французские головы приходит, в русскую нечесаную народную башку и в страшном сне не явится. Мы ж о правах человеков не знаем. Мы просто любим жену сына, как родную дочку. Так что третий акт нашей сказки оканчивается счастливым житьем-бытьем.

Только вот наступает четвертое действие. Заскучала царевна. Затосковала по дому. Ну, уж русская ностальгия всем известна. Тогда, наверное, про нее тоже знали. Потому что посетовал мудрый царь, но отпустил молодых в поездку к отцу девицы. Только поставил условие, чтобы сын-царевич поехал посуху и заглянул в провинции своего царства, ну а молодая жена отправилась на корабле по морю. А в охрану дал ей свекор (кто не понял – это царь-отец молодого мужа) наивернейшего своего генерала. И опять началось! Генерал начал приставать к царевне. Та заявила, что царю-свекру пожалуется. Ну, злодей и принял меры. Проник ночью к ней в каюту и выбросил за борт. Не знал, что и царевна свои меры приняла. Попросила помощи у простых матросов. Один из них и лег в ее каюте переодетым в ее платье.

Глядите, каково действие! Не колдуньи-волшебницы, вроде мамаши-королевы Перро, не изнеженные принцы братьев Гримм – сама купеческая дочка, ставшая царевной, себя защищает, не у фей или волшебников, а у простых матросов помощи просит. Наш сюжет к жизни куда ближе.

Матросы царевну спрятали. Парня, которого генерал за борт вышвырнул, выловили. А как корабль в гавань приплыл, царевна на берег в матросском платье сошла. Пришла к отцу-купцу, но объявляться не стала. Переоделась поваренком, нанялась к нему на кухню работать и стала дожидаться, когда ее муж-царевич приедет.

И начался акт пятый – последний – типа «Воздаяние», как сказали бы сегодня. Приехал царевич, начал тестя-купца спрашивать: «Приехала ли моя супруга, ваша дочь?» Тут и генерал подоспел с объяснением: мол, стояла царевна на палубе – ее смыло. И несостоявшаяся мачеха встряла: «Ах, как жаль!»

Ну что русскому человеку с горя делать надо? Правильно – горе залить. Вот и собрались все горюющие. Говорить-то им не о чем. Решили рассказывать побывальщины. Но каждый о своем молчит. А тут поваренок. Ему и велели свою жизнь рассказать. Поваренок согласился с уговором: кто перебьет – того чумичкой в лоб. Ну и начал рассказ.

Чем дело кончилось, понятно. Обо всем поваренок рассказал и всех злодеев раскрыл. Всем по лбу чумичкой досталось. А под конец своей побывальщины красавица платье поваренка сбросила и в своем девичьем наряде предстала пред родней-то.

«Царевич обрадовался, купец – тоже; бросились они обнимать, целовать ее; а потом принялись суд судить». Всех злодеев покарали – и дядю, и мачеху, и старуху-прихвостницу. Генерала на каторгу сослали, а на его место пожаловали матроса, что царевну от беды спас. «С того времени жили царевич, его жена и купец вместе долго и счастливо».

Удивительно, но эта развернутая сказка, включившая в себя моменты и «Спящей красавицы», и «Белоснежки», развивающаяся в многодействии, когда события перетекают из одного в другое, напоминает больше не народную сказку (обычно сжатую), а любовно-авантюрные повести и романы XVII века, типа «Сказаний о Бове-королевиче».