Как же он желал эту девушку!

Чем дальше он отходил от площади, тем сильнее ему хотелось вернуться.

«Нет, — решил он, — надо взять вышедшие из повиновения чувства под контроль. И вообще, на Пии Ренферн свет клином не сошелся — достаточно зайти в любой бар, перекинуться парочкой словечек с какой-нибудь одинокой женщиной, купить ей выпить, предложить потанцевать…»

Его шаг замедлился.

Пиа уже некоторое время сидела за столиком и наблюдала за чужим весельем. В этом было мало интересного. Может, ей лучше стоило вернуться домой и завалиться спать? Она только-только уговорила себя, что ей нечего бояться в наступившей тишине, как стул напротив отодвинулся.

— Разрешите?

Она повернулась и увидела Валентино. Он смотрел на нее, и в его темных глазах было нескрываемое желание.

Температура ее тела сразу подскочила на несколько градусов.

— Да, конечно, — вырвалось у Пии прежде, чем она осознала, что сказала. И помимо воли улыбка показалась на ее лице. — Что вы здесь делаете?

Валентино, рассматривавший толпу, взглянул на нее. Его глаза поблескивали в полутьме.

— Изучаю влияние итальянской ночи на туристов.

— В самом деле? — Улыбка по-прежнему не сходила с ее лица. — И что вы заметили?

— Эта ночь создана для любви, — медленно сказал Валентино слегка охрипшим голосом, от которого по телу Пии побежали мурашки.

«Это просто недопустимо! Почему этот мужчина так влияет на все мои чувства?» — в смятении подумала Пиа. Ей совершенно незачем приходить в восторг оттого, что наконец-то в этой толпе она была не одна, что рядом находился кто-то, кого она уже немного знала и кому, как сейчас понимала, могла доверять.

И все-таки между ними происходила какая-то химическая реакция. Конечно, можно все отрицать, вот только пульсирующее напряжение само по себе никуда не денется…

Валентино опустился на стул. Его взгляд скользнул по ее телу, и Пиа почувствовала захлестнувший ее жар.

— Так я прощен? — спросил Валентино.

Пиа опустила ресницы:

— Я еще не решила.

Он ласкал ее своим взглядом:

— Какая строгость…

— И это еще не предел!

Хорошо еще, он не видел, что творится с ней внутри.

— В общем-то надо признать, у вас есть причины проявлять строгость. Я поступил бездумно. Могу я предложить вам что-нибудь? Вино? Эспрессо?

Пиа помедлила.

— Вино было бы чудесно!

— Хорошо. — Валентино поднял брови, и к нему сразу же заспешил официант. Обменявшись с ним несколькими словами, он откинулся на стуле. — Вам не захотелось потанцевать со шведским поклонником?

— Откуда вы знаете, что он швед?

Валентино пожал плечами:

— Он похож на шведа.

— Вы умеете определять национальность на глаз?

Валентино подумал о своей работе.

— Приходится. Так как, почему ему не повезло?

— Я была не в настроении танцевать.

— Ну разумеется. Вы предпочитаете, чтобы с вами сначала проконсультировались по всем вопросам, — поддел ее Валентино.

— Вы быстро учитесь. — Пиа рискнула встретиться с ним взглядом.

Уголки его губ приподнялись, а взгляд опустился на ее горло.

— В случае с обучением главное — мотивация.

Ее сердце пропустило удар. О какой мотивации он говорит?

Воздух между ними словно был пропитан желанием. Пии стало тяжело дышать. И уйти она не могла — ее ноги как будто приросли к полу.

Официант с вином немного разрядил обстановку.

Валентино поднял свой бокал:

— Чин-чин!

Пиа смело встретилась с ним взглядом.

— Чин-чин, — произнесла она, чокаясь с ним бокалом.

Валентино сделал глоток.

— Сапфировое платье вам идет.

Щеки Пии потеплели.

— Спасибо. Надеюсь только, вы помните, о чем я вам говорила.

Черные ресницы дрогнули.

— Вы не хотите, чтобы я вас целовал. Вы не хотите, чтобы я до вас дотрагивался. — (Глядя в его улыбающееся лицо и поблескивавшие в темноте глаза, в которых отражалось пламя свечи, Пиа уже не была столь уверена. Неужели она действительно так сказала?) — Но надеюсь, говорить-то с вами можно?

— Конечно, конечно, можно!

— Большое спасибо, — произнес Валентино и что-то добавил по-итальянски.

Пии показалось, она услышала слово «аморе», но она не решилась попросить его перевести фразу на английский. И разве Валентино виноват, что он так часто переходит на свой родной язык? Однако любопытство было сильнее.

— Что вы только что сказали?

Он развел руки, в глазах засверкали озорные искорки.

— Я прощаю вас. Как я могу помнить обиду, если мое сердце бьется сильнее, когда я гляжу на вас? А может, я просто приглашу вас на танец?