Услышав о необходимости этой встречи, я был возмущен и в резкой форме заявил Трепперу протест. Я указал ему на то, что никто не имел права любым организациям оккупантов сообщать о моем пребывании в Марселе.

Как потом выяснилось не только из имевшей место после моего ареста беседы с Гирингом, но и нашло подтверждение в некоторых литературных источниках, именно он, стремясь выявить меня, должен был вместе с Лихониной, как переводчицей и сотрудницей «Симекс», прибыть в Марсель в качестве представителя ТОДТ.

Может возникнуть вопрос: почему же он не выполнил задуманный им план? Ответ был очень простым, и его дал мне сам Гиринг. Он намечал на 10–11 ноября 1942 г. захват неоккупированиой зоны Франции, он и Бомельбург, начальник гестапо в Париже, прибыли буквально накануне намеченной даты, с тем чтобы меня арестовать, не дав возможности скрыться от вступающей в Марсель немецкой армии и проникающих в этот город гестапо и прочих секретных служб Германии.

Может возникнуть вполне оправданный вопрос: не является ли еще одной оплошностью, допущенной Треппером и облегчившей мой арест гестапо, тот факт, что именно он являлся инициатором «моей встречи в Марселе с представителями организации ТОДТ»? Зачем Отто понадобилось организовывать эту встречу?

Мне хочется вернуться к написанным Маргарет воспоминаниям. Она прямо указывает, что после высказанного ею протеста по поводу поведения Треппера при проживании у нас в Марселе он, по ее словам, больше у нас не появлялся. Правда заключается в том, что не только складывающиеся между нами (между Отто и мною) сложные и все более обостряющиеся отношения мешали его поездкам в Марсель, а неожиданно быстрое развитие событий.

В своих поездках в Марсель Леопольд Треппер был очень заинтересован, так как целый рад имеющей значение разведывательной информации он мог получить только от меня в Марселе. Может возникнуть вопрос: чем можно объяснить мои возможности сбора важной разведывательной информации, ведь в Марселе я был новичком? Постараюсь более подробно ответить на этот вопрос.

В моей легализации и проникновении в определенные полезные для меня слои общества во многом помог Жюль Жаспар. Этому содействовала и его жена. Я уже немного сообщал о Жюле Жаспаре. Сейчас попытаюсь рассказать о нем как о личности, о человеке.

Встречаясь в Марселе с Ж. Жаспаром, мы часто беседовали на разные темы, но больше всего меня заинтересовала его личная жизнь.

Мне доставляло удовольствие смотреть на лицо этого старика, ставшего мне близким. Оно навсегда сохранило загар палящего солнца далеких стран. Глубокие морщины на лбу и на щеках тоже свидетельствовали о продолжительной колониальной жизни этого человека. Умные старческие глаза не по возрасту были всегда задорными и бойкими.

Жюль Жаспар, как я уже указывал, происходил из известной семьи политических и государственных деятелей. Его брат был долгое время премьер-министром Бельгийского королевства, а племянник, по его словам, был министром в предвоенные и первые годы Второй мировой войны. Сам Жюль Жаспар провел большую часть своей жизни в колониях. Он был в Индокитае, на Мадагаскаре, в различных странах Африки.

Жюль был консулом Бельгии в течение 35 лет в колониях, за что его удостоили высокой награды: он с гордостью носил в петлице своего костюма красную розетку Почетного легиона. Находясь уже в отставке, считался почетным консулом. Очень хорошо знал жизнь колониального населения и мог без конца рассказывать много интересного из того, чему его научила жизнь, с чем его познакомили годы консульской работы.

Жена Жиля тоже происходила из видной семьи. Она была интересной внешне, и можно было даже предполагать, что в молодости она была весьма красивой. Она отличалась своей культурой и высокой образованностью.

Старики вспоминали свою незаурядную жизнь, временами даже, очевидно, очень бурную, радовались настоящему, были счастливы своими дочерью, сыном и внуком.

Часто муж и жена Жаспар рассказывали Маргарет и мне о своих весьма интересных путешествиях и о том, как в бытность консулом Ж. Жаспара они принимали у себя многих видных людей. Особенно они любили рассказывать о том, как принимали у себя кронпринца Леопольда и его жену принцессу Астрид, совершавших свою свадебную поездку но ряду стран Европы, Азии и Африки.

Жюль Жаспар был дипломатом в полном смысле этого слова и умел очень красиво говорить. Его французский язык был изысканным и воспринимался как лучший в салонах высшего общества. Его голос был очень приятным и запомнился мне на всю жизнь. Его умение изысканно говорить заставило меня внимательно прислушиваться к его речи, стараться запомнить многие идиоматические выражения, часто употребляемые им. Это, в свою очередь, оказалось для меня весьма полезным во время моего посещения тех людей, с которыми меня Жюль счел возможным познакомить, а они оказались во многом мне полезны в моей разведывательной деятельности.

Сейчас нет необходимости подробно останавливаться на всем, что мне поведал Жюль Жаспар, ставший действительно моим подлинным другом, несмотря на значительную разницу в возрасте. Я упомяну лишь только, что, как мне кажется, имеет прямое отношение к моей жизни и деятельности того времени. Естественно, Жаспар, как и некоторые из его друзей, с кем он счел возможным нас с Маргарет, а иногда только меня познакомить, беседуя со мной, не могли предположить, что кое-что из их рассказов я могу использовать в моей работе. Я всегда был убежден, что Жюль Жаспар не только не имел никакого отношения лично к советской разведке, но и не мог подозре вать, что он имеет дело в моем лице с советским разведчиком. Да, мы обязаны признать, что своим отношением к Андре и ко мне, своими знаниями и связями в высшем обществе не только Бельгии, по и Франции он оказывал нам, советским разведчикам, большую помощь.