Вытирая от слёз глаза, с красными рожами, горожане стали что-то кричать. Коттин прислушался, подошёл поближе:

— Эй, шут, что там происходит во дворце?

— Дурак, а дурак, расскажи нам — почему бояре по вотчинам разбежались?

— Дырдур, голубчик, царь-то наш Горох — жив ли?

Важно надувшись, вышеупомянутый Дырдур закинул барабан за спину, продел ногу в петлю, потянул верёвку вниз. Деревянный, обшитый тканью молоток опустился на натянутую козлиную кожу — буммм! Все сбавили крик, стали слушать, что ответит шут:

— В этом хлеву? — шут указал на детинец, возвышающийся над городом тремя поверхами. — Знаю и реву. Вам скажи — вынете ножи. Буду молчать — на губах печать.

— Ну что ж ты! — загудела толпа. — Рассказал бы…

— Про наших-то бояр? От них один угар. А то и перегар. Передрались за двор — каждый первый вор. А я знаком с двумя — подвал не для меня, — захихикал Дырдур.

— А что же царь?

— Царь Горох ловит блох. Совсем плох, но пока не подох. Ой, ляжет моя голова на плаху — пойду, пропью последнюю рубаху….

— Стой, стой, — закричал народ, — Дырдур, спой что-нибудь.

— Ладно, слушайте, пока живы. Пою не для наживы!

Заверещала визгливая дудка, застучал в ритм барабан, шут, вышедший на майдан поскоморошничать, запел:

Шут в последний раз ударил в барабан и побрёл в корчму, несколько особо рьяных слушателей присоединились к нему.

— Ты слышала? — спросил Коттин, обращаясь к Стине. — У них тут разногласия в верхах.

— Да, раньше такого не было, — ответила ведьма.

— Товар поделить не могут. Слишком много денег крутится.

— Не забывай — варяги появились недавно. До них здесь было спокойнее.

— Да, судя по состоянию местной власти — скоро грянут большие перемены… Идите домой — мне тут нужно зайти кое-куда. Я буду вечером.

— Не напейся, боярин…

— У меня своя комната, — проворчал Коттин. — Купи лучше ребёнку пряник…

В корчме было сумрачно и жарко — не в той корчме, что процветала неподалёку от ворот, и где остановились путники, а в корчме первейшей, от которой произошёл город.

Коттин сидел у окна — скорее по привычке, потому как выскочить из него было невозможно — слишком узкое отверстие прорубили в брёвнах. Подавали жареную курицу — пищу, привычную и словенам и чуди — птицу много веков назад принесли из Индии. Обгладывая вторую ножку, Коттин прислушивался, что происходит в заведении, кто, о чём говорит. То же самое делал, по-видимому, и хозяин — его широкая рожа была совершенно непроницаема, но глазки бегали от одной группы обедавших горожан к другой. Несколько раз он пристально вглядывался и в Коттина, но потом оставил его — эка невидаль, чудской гость.

Вот вошли варяги — шумно сели за ближайший к корчмарю стол, потребовали вина, каши, блинов… Платили щедро — серебром. До Коттина доносился их разговор, более половины слов он понимал без напряжения:

— Эй, Лидуль, как вчера погулял?

— Славно погулял, сотник! Хороша девка, эта Любослава!

— Ха-ха! Тебя ж Вольга за морем ждёт!

— Эй, сотник! Иггельд! Как сегодня торговля?

— Неплохо, Грим! Поедешь скоро со своей десяткой купцов сопровожать!

— Алдан, давай выпьем! Поднимем рог за завтрашний поход!

— Наливай, Туриберн! Я рад, что иду с тобой в сердце земель варваров — в этот Киев!

— Кого поставили воеводой?

— Дир поведёт. Только, тут вот что — сам конунг Аскольд взойдёт на драккары!

Человек, сидящий спиной к древнему страннику, одетый в серый дорожный плащ, вдруг снял капюшон — было жарко. Седые кудри не скрывали, что когда-то были чёрными, как смола. Путник сидел напряжённо, нервно жевал корку чёрного хлеба, запивая квасом, его худые жилистые руки ходили ходуном — он, по-видимому, боялся русов. И словен тоже. Коттин окинул взглядом его фигуру — изношенные до дыр сандалии на толстой подошве, древний плащ в заплатах, превышающих по своей площади первоначальную ткань, заплечный мешок, из которого торчат голенища высоких сапог. Значит, круглый год скитается, и нет ему покоя. Какая-то смутная догадка забрезжила в голове бывшего Кота. Он встал, обошёл стол, заглянул в лицо сидящего.

— Любезный, а не встречались ли мы в Антиохии? Лет пятьсот тому? — наклонившись, прошептал Коттин ему на ухо.

Человек вскочил, уронив тяжёлую лавку, дико уставился на Коттина. Кое-кто оглянулся, но, увидев, что это просто встреча старых друзей, снова уткнулся в кашу.

— Это ты, Странник?

— Это я, Агасфер. Вот видишь — устроился работать боярином у чуди. Ну, как ты? Почему здесь?

— Не выдавай меня! Я ушёл их рейха Карла, потому что там подняла голову церковь. Все ищут крови бедных евреев — мы таки виновны в смерти Иисуса.