— Это вы сказали, а не я…

— Ей-богу, нам надо сотрудничать, объединить наши усилия и разделить успех, когда мы выполним задание.

Грубер опять юлил, надеясь выудить у Гартмана сведения, которые тот уже успел получить, поскольку приехал раньше. Ведь Гартман — настоящий ас! Грубер был вовсе не дурак и прекрасно знал цену этому спокойному-сероглазому человеку.

— Я так понял, что нам велено работать независимо друг от друга. — В голосе Гартмана звучало сожаление. — Да, не везет нам с этими связистами…

Он повернулся и пошел прочь. Последнее замечание абверовца повергло Грубера в ярость… на что Гартман и рассчитывал. Разъяренный человек совершает тактические ошибки. Подойдя к столовой и взявшись за ручку двери, Гартман мельком посмотрел через плечо. Офицер гестапо входил в домик фройлен Лундт.

— Что вы, черт возьми, вытворяете!.. О Боже! Мне больно! Прекратите!

Криста Лундт в одной ночной сорочке — да и та была расстегнута на груди — потрясенно глядела на Грубера, который злобно выкручивал ей руку.

Войдя без стука в ее домик, он швырнул Кристу на диван. Она как раз собиралась принять душ и прикрикнула на него, когда он вошел.

— А ну-ка повежливее с начальством! — рявкнул на нее Грубер и заломил ей руку за спину. — Ты телка, которая бывает на всех военных советах фюрера? Да или нет? Отвечай!

— Да! — выдохнула Криста.

Всего секунду назад у нее была нормальная жизнь, а теперь этот жирный боров с пронзительными, похотливыми глазками пялился в распахнутый вырез ее рубашки. Она почувствовала себя униженной. Грудь Кристы колыхалась, когда девушка корчилась от боли, и маленькие глазки смотрели на это с огромным интересом.

— А раз так, — продолжал Грубер, не давая ей вырваться, — отвечай: что ты делаешь со своим блокнотом, когда запишешь приказания фюрера и передашь их шифровальщикам и связистам?

— Блокнот лежит в запертом ящике…

— В каком-таком ящике? Где хранится ключ? Кто-нибудь еще умеет тут стенографировать? Сможет разобрать твои каракули?

— Я не знаю…

— По-моему, у вас неправильный подход к девушке, — раздался голос за спиной Грубера.

Гестаповец обернулся, отпустил Кристу и потянулся короткой жирной рукой к пистолету, висевшему под мышкой. Но рука замерла в воздухе. Перед Грубером стоял Гартман: в зубах трубка, шинель расстегнута…

— Так-то лучше, — кротко заметил абверовец. — А то бы я пустил в вас пулю, вы бы даже не успели выхватить пистолет…

— Вы угрожаете офицеру гестапо?

— Нет, я думал, это вы угрожаете мне, — возразил Гартман по-прежнему спокойным тоном. — И у меня есть свидетель…

Гартман повернулся к Кристе Лундт, которая скрестила руки, прикрывая полуобнаженную грудь, и растирала предплечье, на котором виднелись огромные синяки.

— У нас, как вы помните, фройлен, назначена встреча… — Гартман выразительно посмотрел на Кристу. — Для начала вы, пожалуйста, оденьтесь.

Он подождал, пока девушка выйдет из комнаты и прикроет за собой дверь в спальню. После этого вся его кротость вмиг улетучилась.

Гартман подошел вплотную к гестаповцу и мрачно прошипел:

— Ах ты, глупая жаба!..

— Как вы сюда попали? Что это за чепуха насчет какой-то там встречи? — проквакал Грубер.

Входная дверь, ведущая во двор, была закрыта. Гартман бесшумно отворил ее, проник в домик и столь же беззвучно прикрыл. Грубер бесновался из-за того, что ему помешали, и в то же время был потрясен способностью Гартмана передвигаться совершенно беззвучно, словно призрак.

— Отвечаю на первый вопрос, — усмехнулся Гартман. — Я вошел таким же способом, как вы. Отвечаю на второй вопрос: мы с фройлен Лундт договорились встретиться, чтобы я мог ее допросить. У вас совершенно идиотские методы: вы испугали ее, и теперь она, вполне вероятно, будет говорить сбивчиво и путано. Вы, наверное, только и умеете, что бить людей резиновой дубинкой. Но здесь это не сработает…

— Я пожалуюсь рейхслейтеру, что вы вмешиваетесь в мои дела!..

— А что, если я обвиню вас в попытке изнасилования?

— И я, конечно же, подтвержу это обвинение! — откликнулась появившаяся на пороге спальни Криста. Она уже надела блузку с юбкой и заканчивала расчесывать длинные черные волосы. — Вы же застигли его на месте преступления, правда, майор Гартман? Фюрер, между прочим, очень ценит своих сотрудников, так что какие последуют выводы? А?

Гартман был великолепным психологом. Он точно знал, когда надо говорить, а когда нет, потому что именно молчание будет действовать человеку на нервы. На лице Грубера отразилось множество разных эмоций. Он глядел то на абверовца, то на девушку, которая склонила голову набок и презрительно щурилась, то опять на Гартмана…