Шрифт:
Ольга умолкла, прислушиваясь с просветленным лицом к шорохам уходившего дня.
«Как хорошо быть молодой, здоровой, любимой! — прозвучал в ее душе жизнерадостный возглас. — А сколько еще прекрасного впереди!»
Даже то, что никуда не надо спешить, ни о чем не надо заботиться, вызвало вдруг у Ольги чувство нежной признательности ко всему. Ну не глупо ли мучить себя, омрачать жизнь любимого человека зряшными нареканиями, когда можно чудесно жить и радоваться каждому дню, каждому часу!
— Может, помочь тебе? — спросил Иван Иванович.
— Нет, нет, я сама! — ответила она, но не шевельнулась, завороженная теплотой открывшихся ей новых ощущений.
— Я тебя очень люблю! — сказала она, обращая на мужа ясный открытый взгляд. — Когда у нас опять появится ребенок… Я в самом деле согласна иметь их полдюжины!.. Тогда мы будем очень, очень счастливы.
Взволнованный ее словами, Иван Иванович присел рядом на сруб. Словно впервые увидел он светлую красоту лица Ольги, обрызганного родниковой водой, влажного и оттого еще более яркого.
— Славная моя женка! — сказал он, любуясь ею. — Обойди шар земной, не найдешь лучше!
— Где уж найти! — Ольга ласково усмехнулась и слегка отстранилась: кто-то шел, приближаясь, по аллейке за кустами ив.
Одним удачным движением она подцепила ведро, подтянула его и, перехватив свободной рукой, выпрямилась.
— Вот как мы! — пошутил Иван Иванович, помогая ей перенести ведро через сруб колодца.
Оба они повернулись при этом и одновременно увидели проходившего возле них человека.
— Здравствуйте! — сказала Ольга, отвечая на приветствие. — Ваня, это Борис Андреевич Тавров.
— Добрый вечер! Рад познакомиться, наслышан о вас очень, — произнес Иван Иванович.
— Добрый вечер. — Тавров протянул руку Ивану Ивановичу и, залившись ярким румянцем, улыбнулся. — Я тоже много слышал о вас, когда работал раньше в соседнем районе, а по дороге сюда — от вашей жены.
Иван Иванович смотрел на него все с большим доброжелательством.
— У нас вечером жареные утки будут, — сообщил он. — Найдется и коньячок. Приходите к нам. Мы тут живем просто и дружно. В своей компании, конечно.
Ольга решила заняться домашним хозяйством по-настоящему.
— Я сама стану готовить обеды, — заявила она мужу. — Мне просто стыдно, что мы эксплуатируем Елену Денисовну, у которой и так хлопот полон рот. Невелика премудрость сварить суп да поджарить котлеты.
— Может быть, в столовую… — нерешительно возразил Иван Иванович. — А то ты опять начнешь упрекать меня.
— Вот еще! — сказала Ольга, рассердись.
Пава Романовна, забежав к ним на следующее утро, застала Ольгу в разгаре хозяйственных действий. На кухне все блестело чистотой, огонь пылал в печи, стол был заставлен кастрюлями и пакетами, а Ольга с необычно раскрасневшимся лицом, в белом фартуке и туго повязанной косынке, под которой исчезли ее пышные волосы, сидела в раздумье с поваренной книгой в руках.
— Что это значит? — спросила Пава Романовна, осматриваясь с таким любопытством, точно попала в лабораторию. — У вас будут гости?
— Нет, у нас теперь всегда так будет.
Почти торжественный тон и вид Ольги рассмешил Паву Романовну.
— Бросьте, милочка! Ведь у вас не семеро по лавкам, чтобы погибать возле плиты. Это даже несовременно…
— Я и не собираюсь погибать, — ответила Ольга, отмечая закладкой нужное место в книге. — Просто хочу использовать свободное время. Вспомнила, что Ивану Ивановичу нравились раньше миндальные пирожные. Почему не доставить ему такое удовольствие?
— А сумеете? — усомнилась Пава Романовна, однако тут же добавила глубокомысленно: — Чем меньше миндальничать с этими мужественными созданиями, тем лучше.
Ольга промолчала, занятая деловыми расчетами: «Сахару, муки, масла…»
Суп уже кипел, мясо тушилось в духовке. Уроки Елены Денисовны не пропали даром.
Ольга хлопотала с таким увлечением, что соблазненная Пава Романовна тоже взялась помогать ей чистить миндаль.
— Мне самой не терпится, если можно отведать сладкого.