— Все должны расписаться, — зло поговорил Довгаль. — Не забывай, с кем дело имеешь.

Но я стоял в нерешительности.

— Бери и стреляй быстро, а то и сам получишь, — он сунул мне пистолет. Я взял и выстрелил. Остальное вам все известно…

— А куда делся пропуск на вывоз груза?

— Я порвал его, как только выехали за ворота, и кусочки выбросил на дорогу.

— Охрана знала о краже?

— Нет! Она выпустила машину, хорошо зная меня. Ведь я сделал первое преступление в своей жизни.

Кошкин тяжелым, умоляющим взглядом обвел присутствующих и замолчал. В кабинет привели Зайцева.

— Оказывается, вы не все нам рассказали? — обратился к нему Бородин.

Зайцев метнул взгляд на Кошкина.

— Да, — Бородин догадался, о чем подумал Зайцев. — Кошкин рассказал более подробно. Ваш брат принимал участие в убийстве.

— Нет, брата там не было, — опустив голову и ни на кого не глядя, пробормотал Зайцев.

— Кошкин, напомните Зайцеву, кто убивал.

— Видите, Зайцев, Кошкин рассказывает не так, как вы. Кто же из вас правду говорит? Не забывайте, по закону полное раскаяние смягчает вину и уменьшает наказание.

Зайцев посмотрел на Кошкина. В кабинете несколько минут стояло молчание. Потом он обхватил голову руками, глаза его горели, что-то колючее распирало и в го же время сжимало горло. Он хотел заплакать, чтобы излить все то, что накопилось в его измученной душе. Но временами, поднимая голову, он смотрел на окружавших и с трудом, но сдерживал себя. «Выдержать, выдержать», — твердил про себя Зайцев. Но прошлое терзало его. Наверное, он снова и снова вспоминал прожитую жизнь, и это давило, мучило его. Ведь так мало еще прожито на свете, и столько пустого и страшного.

— А брата вы тоже арестовали? — спросил он, посмотрев на Бородина.

— Конечно, — подтвердил майор Бородин.

— Кошкин сказал правду, — тихо произнес Зайцев. — Брат был с нами…

Раздался телефонный звонок. Майор Бородин поднял трубку и долго слушал. «Хорошо, молодцы, здорово», — не переставая, говорил он.

— Докладывал Никулин. Большое количество ткани спасено. После очной ставки с Воронкиной созналась и Лунева — объяснил Бородин, положив телефонную трубку.

— Давайте послушаем ее, — предложил Лысов. — Ведь мы не знаем, как у нее родилась мысль совершить кражу, а это начало преступления.

В кабинет ввели Луневу. Тяжело вздохнув и посмотрев на присутствующих, она начала свой рассказ:

— Когда прибыла очередная платформа, я взяла документы и пошла принимать прибывшие контейнеры. Они шли со всех концов страны и были забиты разными товарами. Каждый контейнер имел свои документы, которые следовали с одной станции на другую, от одного передаточного пункта к другому. Разгрузив платформы и поставив все контейнеры под навес, я стала сверять их с документами. Я пересчитала контейнеры: их оказалось двенадцать. Документов же было на одиннадцать.

— Не ошиблась ли? — подумала я и вновь пересчитала. — Нет, контейнеров прибыло двенадцать, а документы на одиннадцать.

Я вновь стала проверять. На этот раз каждый документ сверялся с номером контейнера. Когда проверка подошла к концу, я увидела лишний контейнер. «Отправлен с фабрики «Красная заря» — прочла я. Шелк и бостон без документов… Что это значит?

И в эту минуту в моей голове мелькнула подленькая мысль: нельзя ли поживиться за чужой счет. А что если рискнуть, никто не узнает, не докопается. Посмотрев в окно, я увидела экспедитора конторы «Главчермет» Кошкина. Он шагал по грузовому двору.

— Наверное, не откажется, — подумала я. — Мы с ним старые знакомые…

— Я вышла во двор и в нерешительности остановилась. Кошкин стоял с начальником конторы, они о чем-то оживленно разговаривали. К ним подошел уполномоченный линейного отделения Зябкий. Поздоровавшись, он стал о чем-то говорить, показывая то на разгрузочную площадку, то на проходную.

Я долго стояла и наблюдала, как Кошкин отошел от них, как он нагрузил машину, сел в кабину и поехал. Вот и все.

— Скажите, Лунева, а книжку с корешками пропусков вы украли?

— Да, я. Вы понимаете, нужно было замести все следы.

— Один след заметали, а другой оставляли, — заметил майор Бородин.

— Теперь я вижу, что это так, — а потом после некоторой паузы спросила: — Какое я понесу наказание? — она расплакалась.

— Это решит суд, — холодно ответил Лысов.

Слишком тяжко было все то, что она сделала, чтобы заслужить хоть капельку снисхождения.