Шрифт:
— Это все, что тебя интересует? Ни одного вопроса о завещании! И где твои материнские чувства? Даже не спросила, что сейчас чувствует твоя дочь!
— Ты же знаешь, его деньги меня не интересуют. А моя дочь… Она давно уже твоя. Скажи, как он умер?
— Зарезали. Как свинью. В подворотне. Очень много крови.
Он родился в год Кабана, вот его и…
— А как именно?
— Горло ему перерезали!
И вдруг в трубке — до боли знакомое дыхание, Лялькино, четкое и раздельное:
— НИКОГДА. НАМ. БОЛЬШЕ. НЕ. ЗВОНИ!
Иногда я думаю, что Лялька действительно не моя дочь.
ПЕРВЫЙ
Олег был моим первым мужчиной и первым же безумием. Одновременно - другом, мужем, врагом, любовником, проклятием. Олег — отец моей дочери. И муж лучшей подруги. И вот теперь он умер. Ровно месяц назад ему исполнилось сорок семь лет. Тогда мы с ним виделись в последний раз. Почему же я ничего не почувствовала? Неужели мой дар и он же - мое проклятие опять сыграл со мною злую шутку?
Мне было одиннадцать лет, когда я впервые встретила отмеченного.
Перед началом девичества живот крутило и разрывало. Плакала от боли и непонятного предчувствия. Мама повела в детскую больницу. Железный холод каталки, теплые мужские пальцы, коснувшиеся смущенного лона. На безымянном пальце — серебряный перстень. Прикоснулся витой печатью, и сразу стало спокойно и легко, боль отступила.
— С ней все в порядке? — мама старалась не смотреть, как мужские руки массируют мне живот.
— Да, — и чуть тише добавил: — Нет.
Но это «нет» услышала только я. В голове шумело: визг тормозов, удар и тяжелый шлепок умирающего тела. Я увидела, как он выходит из больницы, ступает на трамвайные пути, и ослепительно белая машина уносит его жизнь.
— Вы сегодня умрете…
– Счастливая, — проблеск узнавания в темных глазах. — Будущее тебе открыто. И настоящее. А я могу видеть только прошлое.
Мы чуть-чуть задержались: ждали, когда на справку для школы поставят нужную печать. А когда вышли на улицу, день сузился до черноты. На боку белой машины, стоявшей поперек трамвайных путей, чернел сгусток.
Я вырвалась и, спотыкаясь, побежала к тому, чьи руки первыми прикоснулись к моему телу. Опоздала.
Доктор лежал на спине, уставившись в черное небо. И в его глазах медленно остывало прошлое. Туда, куда мне не было дороги.
Кружила поземка. На каблуках я проехалась по скользкому асфальту.
– Вот и ты, - Дима уверенно перехватил меня, притянул и бегло поцеловал. Губы ледяные.
– И что ты сегодня напророчила?
– усмехнулся он, когда мы оказались в машине.
– Измену и смерть.
– Как банально!
– Дима взял короткий старт. Джип легко влился в автомобильный поток.
– Предсказала бы мне что-нибудь для разнообразия. Не дрожи. На, согрейся! — протянул фляжку.
Глотнула. Неплохой коньяк.
От Димы пахло быстрым сексом. От фляжки — женским жадным ртом. Смутно знакомым.
Знала, что он изменяет, но чтоб перед встречей со мной и прямо в машине…
– И как она? — даже не пришлось играть равнодушие.
Джип дернулся влево. Обошлось — вовремя вывернул на исходную.
– Ты о чем?
– А ты не понял? Гуляй, пока молодой. Легкая любовь для души не обременительна, она только тело точит.
– Кто тебе сказал? Она?
Она знает о моем существовании, и данный факт барышню не устраивает. Риторика: «Зачем тебе эта старуха?».
– У меня мужа убили, - закурила. Без позволения. Маленькая месть Диме и его автомобилю.
– Неделю назад.
– Ты разве замужем? И кто он?
– Крупный бизнесмен.
– Крупнее, чем я?
– Крупнее, чем ты. И еще он отец моей дочери.
– У тебя есть дочь?
– Если есть отец моей дочери, есть и дочь.
– Ты не говорила.
– А ты не спрашивал… - Прожечь, что ли, дорогую обивку сигаретой? Не буду. Все-таки мелко. Никто из нас не обещал друг другу ничего такого, во что можно поверить.
– Не беспокойся. Дочь уже взрослая. И вообще — у нее давно другая мать.
До дома доехали молча.
– Зайду?
– неловко спросил и тут же понял бессмысленность вопроса.
Кончики пальцев стыли. Я спрятала руки в длинных рукавах.