Вторая — Лялька. У них с Маргой давняя вражда, и теперь уже непонятно, кто побеждает — моя дочь или моя… начальница.

– Про его дела тебе что-нибудь сказали? Ну, про дела Олежека?

Значит, он для нее «Олежек». Интересный расклад.

Поняла. Осеклась.

Глаза в глаза.

– Жены обычно мало что про дела мужей знают. Особенно бывшие. Любовницы — другой расклад.

– Ревнуешь? — Марга улыбнулась, ступив на твердую почву.

– К прошлому не ревнуют, ревнуют к будущему. Но ты меня удивила.

– Ну что за жизнь!
– она щелкнула зажигалкой.
– Только, думаешь, наладилось — и все кувырком!

– Сама проговорилась.

– Я и не скрывала, - Марга была невозмутима.
– Олежек давно клинья подбивал, когда еще у вас жила. Сопротивлялась, сколько могла, но потом устала. Он ведь угрожал меня выгнать. А потом взял да и подружку твою привел. Помнишь, как все было?

Если бог хочет наказать, то дает тебе хорошую память. В тот момент, когда Алла вошла в мой дом, меня уже увезли. Я содрогнулась, вспомнив собственную грязную тушку, скрученную ремнями.

– Мне пришлось уйти. Они были очень рады, кстати. Дочь твоя даже вещей не дала собрать. Выставила на улицу, в чем была. Чего молчишь-то?

– Слушаю.

– Правильно. Слушай.

– И сколько вы уже с ним?

– Какая разница?! Так, время от времени развлекались. Я его пару лет назад снова встретила, - еще щелчок зажигалки.
– Былые чувства вспыхнули вновь… Твой муж — сволочь высшей пробы.

– Был.

– Но денег дал. Тебя уговорил. За что ему посмертное человеческое спасибо. И хватит о нем, ладно?

Мелькнул змеиный язычок.

– Работаешь с завтрашнего дня, - Марга перешла на деловую волну.
– В салон — к десяти. В половине одиннадцатого у тебя запись. Больше не пей. Тебе на сегодня достаточно. Как раз к утру в нужной форме будешь. Мы тебе такой пиар сделаем, будешь в полном шоколаде.

Представила себя в шоколаде. Не сказать, что приятно.

– Может, зря мы это затеяли? Ведь рано или поздно сорвусь. И что ты тогда со мной будешь делать?

– В салоне нарколог есть. Выведет, куда надо. Хочешь — в астрал, хочешь — в нирвану. Доставит быстро и без проблем. Для тебя — бесплатно. Бонус от фирмы. Так что не дрейфь. Пара любовных приворотов или что там тебе заказали, и никаких проблем - войдешь во вкус.

На пороге оглянулась — легкая, красивая, грациозная:

– И знаешь что, дорогая? Олежека не жалей. По делам своим получил. Воздалось сволочи.

– По каким делам?

– А то ты не знаешь!

– Он мне про свои дела не рассказывал.

– Странно… Впрочем, теперь неважно. Про дела его забудь.

Так, проблемы в бизнесе. Все в прошлом. В последнее время он был совсем никакой. Блеклый, суетный, пить стал. Не как ты, конечно, но без похмелья не обходилось. Деградировал, в общем.

Стопка водки задрожала в руке:

– Марга! Почему не сказала? Я бы ему помогла!

– А что говорить? — она прошлась на каблуках, охорашиваясь.

– Чем бы ты ему могла помочь, если себе не можешь? Да и на кой черт он тебе сдался? Даже в постели стал никакой. Так что забудь. Похоронили, и ладно. Перед тобой сейчас совсем другие задачи. Ты же пророчица! Вот и занимайся своим делом!

Впервые я увидела Маргу на лестнице собственного дома. Соплюха, жалась к батарее, согреваясь. От одежды шел пар. Рваные кеды набухли от влаги и пованивали. Вторые сутки дождь.

Учуяв свежий табачный дым, соплюха повела носом:

– Тетенька, дайте закурить… А прикурить?.. Сигареты у вас, тетенька, вкусные.

– Обыкновенные.

– И обыкновенное может быть вкусным. Неважно, что оно обыкновенное, правда? Главное, что оно доставляет удовольствие.

– Странное заявление для тинэйджера.

– Мне семнадцать, - она зябко повела плечами. — И причем тут возраст? Кто много видел, мало плачет.

– Лопе де Вега.

Она сделала вид, что поняла:

– Ну да, Вега… Вот и дядя Митя то же самое говорил, пока не помер. Он много поговорок знал — образованный. Выпьет, и давай из классики шпарить. Король Лир там, Йорик. Шекспира уважал.

– А от чего твой дядя Митя помер? От водки?

– Под поезд сиганул. Афишу увидел, и сиганул. Даже не знаю, чего он в той картинке такого разглядел. Афиша как афиша.

«Вишневый сад» в новом составе. Чего он взвыл? Стоял и плакал, я его еле оттащила. Неприлично, когда мужчина плачет, правда?

– Слезы — слабость?

– Наедине с собой — куда ни шло. Но на людях! Зачем давать оружие против себя?

– Так что там с дядей Митей твоим?

– Да ничего, - она закурила еще сигарету. — Несколько дней молчал, потом хлопнул для храбрости - и под поезд. Плохая смерть. Грязная. И людей подвел — состав задержали на два часа, пока его с рельсов соскребали. Люди-то причем? Они же деньги потратили, билеты купили, а тут дядя Митя в роли Анны Карениной.