– Что именно?

– На сотую долю секунды она стала мной, а я — ею. Это было… - в его зрачках мерцали снежинки, - это было великолепно!

– А что случилось с вашей… партнершей?

– На следующий день заболела. Взяла больничный. На неделю. Потом мы снова заперли дверь, и все повторилось. Было лучше, дольше, совершеннее, что ли… И она снова заболела. Уже на две недели. Я сопоставил кое-какие детали и понял.

– И вернулись к жене.

– Я занимался с ней сексом через не могу, через не хочу. Тратил все свои силы, чтобы привести к оргазму, и когда она кончала, приникал к ней поцелуем. И пил этот крик, принимал ее дрожь, ее пульс, биение сердца. И становилось легче.

– Вы забирали ее энергию — ИНЬ, сильную, живительную. Взамен отдавали свою — ЯН, пусть и мужскую, но больную и немощную.

– Неравноценный обмен, да? — осклабился он. — Убийство на энергетическом уровне. Безупречное убийство.

– Можно и так сказать. Вас мучит совесть?

– Нет, не совесть… Не знаю, как сказать. Какой-то осадок. Будто нынешний я — уже и не я. Впервые за долгие годы живу настоящей жизнью. Все мои мечты исполнились. Но все чаще ловлю себя на мысли, что все более похожу на свою покойную жену. В прошлое воскресенье должен был поехать с друзьями кататься на лыжах, но целый день просидел перед телевизором. И это пугает меня. Чувствую бессмысленность существования.

– Такова цена.

– Вы о ней не говорили.

– А вы не спрашивали.

– На похоронах были только я и Олег. Плохо умереть, когда о тебе никто доброго слова не скажет, а через день и не вспомнит.

– Для вас это так важно?

– А для вас?

– Мне безразлично, кто и что обо мне скажет.

– У Олега были красивые похороны.

– Простите за вопрос, но сами подняли тему. Вы Олега видели? В гробу?

– Гроб был закрыт, - Марычев не удивился вопросу. — Я еще тогда подумал, что странно все. И смерть нелепая, не для Олега. Думаете, похоронили не его?

– Не знаю. Уже ничему не удивляюсь. Как к вам попала моя дочь?

– Олег попросил устроить. Я же с детства Лену знаю. Искал секретаря, а она без работы.

– Вот и встретились два одиночества…

– У нее сложный характер. Никому не верит, все воспринимает в штыки.

– Что поделать, жизнь у девочки - дурная сказка.

– Будем надеяться, конец у сказки счастливый. Каждый получает то, что заслуживает. Олег знал, что вы ко мне придете, - Марычев протянул мне конверт. — Просил передать. Сказал, вы сами все поймете.

– Так он за этим и заходил?

– Наверное. Сказал, пришел попрощаться. Мол, долго не увидимся. Он часто пропадал в последнее время. Вот я и решил, что он в очередной раз решил поехать на Гоа за смыслом жизни.

Или в Шамбалу.

Как много мы не знаем о близких людях!

Я крутила конверт в руках. Шершавый, из индийской бумаги с вкраплениями листочков и засушенных цветов. Внушал страх.

– Может, вы вспомните, о чем говорили?

Марычев посмотрел с жалостью:

– О пророчествах. После вашего развода Олег помешался на этой теме. В любой компании муссировал…

– Странно. Со мной он всегда обходил эту тему стороной.

– Он не знал, верить вам или нет. Иногда с пеной у рта уверял, что вы, Кассандра, придумали свой дар. Но назавтра находил подтверждение вашим прогнозам и уверял меня в обратном.

– Алла знала?

– Все знали. Алла. Лена. То есть Ляля ваша. Деловые партнеры. Друзья. Сначала воспринимали как чудачество, потом как пунктик, с которым нужно мириться. У Олега была специальная тетрадка, куда он выписывал ваши пророчества. Графики чертил, диаграммы рисовал… Самое тяжелое началось, когда Олег узнал, что вы из больницы вышли… - Марычев запнулся.

– И больше не пью.

– Ну да. Олег тогда совсем помешался. Говорил о вас с ненавистью, словно вы виноваты в его женитьбе на Алле.

– Понимаю.

Я лихорадочно прокручивала события последних лет.

Странные звонки Олега, перепады в его настроении, ненависть Аллы, неприязнь Ляльки.

Все просто, черт возьми. И — сложно. Одно дело — винить в развалившемся браке спивающуюся жену. И совсем другое — когда сразу же после развода проблема исчезает. Невольный сакраментальный вопрос: кто виноват? И получается, что виноват-то ты — без тебя вон как все хорошо устроилось.