– И?

– Поверить.

– В бога?

– Лучше в себя. Бог может и подвести. Когда он нужен, то всегда занят… Скорой смерти я не увидела, если это тебя интересует. Но и спокойной жизни тоже. Ад Марычева еще впереди. Его личный ад.

— Ничего! И в аду люди живут!

Что да, то да…

— В общем, исцелить — вряд ли. Я не господь бог. Но вот перетянуть… Переместить картинку… Как на компьютере… Если ты понимаешь, о чем я. Понимаешь?

– Переместить картинку… - Олег резко сел, кровать натужно скрипнула.
– Марычев будет жить, а кто-то за него умрет. Разве так бывает?

— Редко, но бывает. В моей практике несколько случаев.

– Как это сделать? В смысле, технически? — тон бывшего мужа стал деловым.

– Если бы знала, давно получила Нобелевскую премию, - усмехнулась я. — Окажись в окружении Марычева искренне любящий человек, тогда…

– А жена? — спросил Олег и сам же отмахнулся. — Они давно со-существуют. Он сам по себе. Она сама по себе. Машка будет только рада, если он умрет. Квартира, деньги, машина и свобода. Живи — не хочу.

— Марычев должен пройти через это сам, — увещевающее сказала я. — Каждое испытание дается нам для чего-то. Все, что нас не убивает, делает сильнее.

– Следуя этой логике, можно предположить, что твое пьянство стало испытанием для нашей семьи. И мы его не выдержали, - глухо ответил Олег. — Марычев болен, и я не собираюсь пускать все на самотек. Мне тебя хватило. Ты с ним встретишься, Каська. И будешь работать столько, сколько надо.

За окном лениво просыпался город.

Олег молча одевался. Словно и не было минувшей ночи.

Словно не было нас. Впрочем, нас уже действительно не было.

– А если я сорвусь?

– Не сорвешься, - он положил на прикроватный столик несколько купюр.

Вздрогнула, принимая. И поняла, что он прав. Не сорвусь.

Мы еще раз встретились с Марычевым. Он тогда занимал два этажа в бизнес-центре на Невском. Новый бизнес, пахнущий свежей типографской краской и большими деньгами.

– Присаживайтесь, - изо всех сил старался быть великодушным. — Не знаю, почему Олег так настаивал на нашей встрече, но я был вынужден согласиться. Многим ему обязан.

– Вы любите свою жену? — спросила я, наконец.

– Имеет отношение к моей проблеме?

– Да.

– Я ее ненавижу!
– О, святая простота! — Иногда рад, что умру, и мы окажемся по разные стороны этой жизни. Впрочем, вы знаете, что я ее ненавижу.

– Зачем тогда женились?

– Ради секса. Для чего же еще! — он хмыкнул.
– Это сейчас живи, с кем хочешь, а тогда, сами знаете, в гости не придешь, на ночь не останешься. Жмешься по парадным, пока штаны не лопнут, и думаешь: ну, когда, когда? А будущий тесть вопит в телефон: или через мой труп, или после свадьбы. Не убивать же его? Дурацкая страна! Если порядочный человек, то делай, как все. Кому охота себя непорядочным чувствовать?! Вот и я, дурак, решил быть, как все. Через полгода понял, что попал. Но куда деваться? Ни кола, ни двора. Только женина родня. Вот и приспособился жить в ненависти.

– Вместо того, чтобы черпать в ней силы, вы разрушаете себя.

Он задумался.

– Ищете корень моей болезни во мне? Логично. Я тоже с этого начал. Перелопатил сотни статей, пытаясь разобраться, откуда во мне эта опухоль. Почему я, а не кто-то другой?

– Разобрались?

– Отчасти, — развивать мысль не стал.

– А как бы вы жили, если бы не ваша жена?

Марычев вкусно потянулся, хрустнув позвонками.

– Свернул бы бизнес. Арендовал бы маленький офис. Я, плюс секретарь, плюс приходящий бухгалтер. Клиенты у меня состоятельные, подход индивидуальный, репутация отменная. Два-три контракта, и весь год живу в свое удовольствие.

– Тогда зачем вам два этажа и десятки лишних работников?

– А чтобы как у всех. Это же заразная штука. Быть как все. В таком же пиджаке, при таком же «роллексе», на такой же машине. Если ты другой — ты слабый, и тебя съедят.

– Что еще?

– Продал бы квартиру, купил бы дом за городом. С садом и огородом. И обязательно у озера.

– Огород — выращивать капусту?

– Ага. Как римский Диоклетиан. «Ребята, если бы вы знали, какую капусту я своими руками выращиваю!» Почему нет?! Я путешествовать хочу. Продумывать маршрут, ездить по разным странам, с людьми разговаривать. Пусть на уровне жестов. Вот странное дело — денег много, а времени нет. Не могу оставить свой бизнес. Не могу оставить Машу, она совершенно беспомощна. Не могу вырваться из этого круга, где я всем что-то должен и априори всегда виноват. А тут еще врачи, осмотры, процедуры. На море пятнадцать лет не был. Представляете? Оно снится, море. Лечь бы на воду и покачиваться, и волны тебя уносят. А затем улыбнуться и уйти в глубину. Заметьте, не на дно, а в глубину. Если умирать, то только так. — Марычев усмехнулся.
– Как только осознал, что ненавижу свою жену, понял, что болен.

– Что мешает разойтись? Человек вы теперь обеспеченный. Родня вашей жены влияния не имеет.

– Пробовал. Честно. Проснулся утром и понимаю: все, амба, гиря до полу дошла. Не могу! И за завтраком выложил: так и так, не люблю, давай разойдемся. Она смотрит на меня — глаза, как у Бэмби. Не любишь? Почему? Раньше любил, а теперь не любишь? И не смог я сказать, что и раньше не любил, а только хотел. Потому как природа своего требовала, а другой кандидатуры на постель не нашлось. Давай, говорю, квартиру разменяем и расстанемся. Она ревет: никуда не уйду, тут останусь.