Минуту я стоял со странным листком в руках, силясь понять, что бы могла означать эта запись. Так вот что получается. Значит, не я слежу за Баскервиль-холлом, а за мной следят. И не сам обитатель жилища, а его агенты. Но кто? Да, естественно, этот дерзкий мальчишка, кто ж еще? Выходит, таинственный незнакомец осведомлен обо всех моих передвижениях, куда бы я ни пошел – его сопляк повсюду следует за мной. Вот так штука! То-то меня все время мучает какое-то странное ощущение слежки. Я уж думал, что у меня начинается мания преследования, ан – нет, никакая это не мания. За мной и в самом деле ведется наблюдение, постоянное, ежесекундное. Выходит, этот паук уже оплел меня своей сетью и ждет, когда я в ней окончательно запутаюсь. И тогда он сдавит меня своими мерзкими лапищами.

Подумав, что если есть одна записка, то должны быть и еще, я принялся лихорадочно искать их, но ничего не нашел. Не удалось мне обнаружить ни записей, ни каких-либо других следов, указывающих на личность обитателя неолитового жилища или на характер его намерений. Определенно мне удалось установить только одно – этот человек не склонен к роскоши, а привычки у него спартанские. Поглядев на дырявую крышу и вспомнив, какие здесь бывают дожди, я невольно поежился и подумал, что, должно быть, он не только крепок физически и силен духом. Нужно быть весьма целеустремленным человеком, чтобы заставить себя ради идеи долгое время находиться в таком малоприспособленном для жилья месте. Но с какой целью он тут живет? Кто он? Наш заклятый враг? Или друг, ангел-хранитель? И я немедленно поклялся самому себе не выходить из этой пещеры до тех пор, пока это не выяснится.

Наступал вечер. Солнце начало закатываться за горизонт, отбрасывая последние лучи на равнину болота. Далеко вдали золотились и алели разводы великой Гримпенской топи. Все так же гордо и величественно уходили ввысь башни Баскервиль-холла. Со стороны деревни курился легкий дымок. Где-то между ней и поместьем находился домик Стэплтонов. Прекрасная картина мирной жизни, озаренной лучами вечернего заката. И только в моей душе не было ни мира, ни спокойствия. Как бы я хотел, чтобы в сердце моё хоть на мгновение проник покой, что дарует нам природа в ее величии. Но нет, не было его. Вместо него душу мою окутывал мрак, тяжелый и гнетущий. Ни на секунду я не забывал о цели своего прихода на болото, отчего нервы мои были натянуты как струны. Я забился в самый темный угол пещеры и, призвав на помощь все свое терпение, стал дожидаться прихода обитателя.

Прошло немного времени, и я понял, что он приближается. Вначале я уловил доносившийся издалека тихий шорох его ботинок по земле и клацанье подковок по камню. Постепенно стук и шуршание становились все громче и громче, вскоре они зазвучали совсем рядом. Прижавшись к стене, я вскинул револьвер. Я был настроен весьма решительно, и в случае необходимости ничто бы не удержало меня от выстрела. Но, прежде всего я должен, ничем не выдавая своего присутствия, первым увидеть таинственного незнакомца. Внезапно шаги снаружи стихли, последовавшая долгая пауза немного смутила меня, но затем они послышались снова, и на вход в пещеру начала падать тень. Вот эта тень вползла в пещеру, и её вход загородил чей-то силуэт. Я еще крепче вжался в стену.

– Прекрасный сегодня выдался вечер, не правда ли, мой дорогой Уотсон? – вдруг услышал я знакомый голос и оторопел.

Вначале я не поверил своим ушам. От волнения у меня перехватило дыхание. С минуту я сидел не шевелясь. Затем, я, наконец, понял смысл происходящего, и вновь обрел дар речи. В то же время я ощутил громадное облегчение, словно холодный камень свалился с моей души. Почувствовав, что на мне уже не лежит никакой ответственности, я вновь обрел легкость. Ведь этот бесстрастный, язвительный голос, мог принадлежать только одному человеку в мире.

– Холмс! – радостно воскликнул я. – Это вы!

– Выходите быстрее, – сказал он. – И, пожалуйста, осторожнее с револьвером.

Я вышел на свет божий и сразу же увидел Холмса, сидящего на камне у входа в пещеру. Стальные глаза моего друга светились весельем, на лице играла легкая улыбка. Наверное, вид у меня был, и в самом деле, ошарашенный. Холмс выглядел похудевшим и осунувшимся, но по-прежнему внимательным и собранным. Лицо его потемнело от загара, кожа огрубела от ветра. В сереньком костюмчике и матерчатой шапочке мой друг выглядел, словно турист, прогуливающийся по болотам. Казалось, жизнь в пещере нисколько не отразилась на привычках Холмса, особенно на его кошачьем пристрастии к чистоплотности. Костюмчик его выглядел прекрасно, словно его только что вынули из шкафа. Впалые щеки моего друга были идеально выбриты, а рубашка сверкала поразительной белизной. Если бы не эта худоба, можно было бы подумать, что Холмс вышел пройтись из своего дома по Бейкер-стрит.

– Вы даже не представляете, как вы кстати, мой дорогой друг! – горячо проговорил я, тряся его руку. – Я очень, очень рад вашему появлению!

– Я бы сказал, что вы, скорее, удивлены.

– Должен признать, что и это тоже.

– Гордитесь, Уотсон. Уверяю вас, что вам удалось меня удивить. Я не предполагал, что вы обнаружите моё временное жилище, и уж совсем не рассчитывал обнаружить вас внутри. Вы научились скрывать свои следы. Я только за двадцать метров от пещеры догадался, что вы здесь.

– Как, вы увидели мои следы?

– Нет, Уотсон. Я вынужден признать, что не смог бы отличить ваши следы среди сотен других. Дело совсем не в этом. Если вы как-нибудь всерьез решите провести меня, то прежде смените сорт табака, иначе, увидев окурок с надписью “Бредли, Оксфорд-стрит”, я сразу пойму, что вы находитесь где-то поблизости. Вон он, ваш окурок, валяется недалеко от тропы. Вы отшвырнули эту важнейшую улику перед тем, как устремиться в мою скромную обитель,

– Совершенно верно.