Действительно, опасно. Причем настолько, что даже самые благочестивые из мормонов отваживались говорить о религии только шепотом. Боялись, что их слова будут неверно истолкованы, и это навлечет на них немедленную кару. Жертвы гонений сами стали преследователями, отличаясь страшной жестокостью. Ни севильская инквизиция, ни немецкий феемгерихт, ни тайные общества Италии не могли создать более грозной организации, чем та, которая мрачной сетью окутывала весь штат Юта.

Вдвойне страшнее делало эту организацию то, что она всегда оставалась совершенно невидимой, покрытой плотной завесой тайны. Казалось, она была всеведущей и всемогущей, действуя незримо и неслышно. Человек, восставший против Церкви, бесследно исчезал, и никто не знал, где он и что с ним произошло. Его жене и детям никогда не суждено было его увидеть и узнать, какие муки он испытал в руках своих тайных судей. За неосторожно оброненным словом или опрометчивым поступком следовало уничтожение, но никто не догадывался, какая страшная карающая сила творила суд и приводила в исполнение приговор. Не удивительно, что люди жили в постоянном страхе, даже в сердце пустыни боясь шепнуть кому-нибудь о своих мучительных сомнениях.

Сначала эта неуловимая и страшная сила карала только непокорных, тех, кто, приняв мормонскую веру, отступили от нее и попрали ее догмы. Вскоре, однако, все больше и больше людей ощущали на себе ее давление. У мормонов стало не хватать взрослых женщин, а без женского населения доктрина о многоженстве теряла всякий смысл. Поползли странные слухи – слухи об убийствах переселенцев, о разграблении лагерей в тех краях, где индейцы никогда не показывались. В гаремах старейшин появлялись новые женщины – тоскующие, плачущие, с застывшим на лице ужасом. Путники, задержавшиеся ночью в горах, рассказывали о шайках вооруженных людей в масках, незаметно крадущихся в темноте. Все эти сплетни и слухи обрастали фактами, приобретали очертания, подтверждались, подкреплялись, и наконец, получили определенное название. И по сей день на отдаленных ранчо на Западе имя «отряд данитов» или «ангелы-мстители» заставляют каждого трепетать от страха.

Узнав об этой организации, люди стали бояться ее еще больше, чем раньше. Никто не знал, кто эти безжалостные воины. Имена участников кровавых злодеяний, совершаемых во имя религии, хранились в глубокой тайне. Близкий друг, которому вы доверяли свои опасения по поводу Пророка и его миссии, мог, на самом деле, оказаться одним из тех, кто явится к вам ночью с огнем, мечем и жаждой отмщения. Поэтому каждый боялся своего соседа, не смея говорить о самом сокровенном.

В одно прекрасное утро Джон Ферье, собравшийся было ехать на поля, вдруг услышал стук щеколды. Выглянув в окно, он увидел идущего по дорожке полного, с рыжеватыми волосами мужчину средних лет. Сердце его сжалось – это был не кто иной, как сам великий Бригем Янг. Дрожа от страха, Ферье бросился к двери встречать главу мормонов. Он знал – подобный визит не сулит ничего хорошего. Янг холодно ответил на приветствие и с суровым лицом прошел вслед за ним в гостиную.

– Брат Ферье, – произнес он, усевшись и сверля фермера пронизывающим взглядом из под белесых ресниц. – Мы, истинно верующие, были тебе добрыми друзьями. Мы подобрали тебя, когда ты умирал от голода в пустыне, мы разделили с тобой пищу и кров, привезли в Долину Обетованную, предоставили хороший участок земли и, покровительствуя тебе, дали возможность разбогатеть. Не так ли?

– Так и есть, – ответил Джон Ферье.

– Вспомни, что мы потребовали взамен лишь одно – принять нашу истинную веру и во всем следовать нашим обычаям. Ты обещал нам это. Но, если правда то, что про тебя говорят, то ты нарушил свое обещание.

– И как же я нарушил его? – спросил Ферье, протестующее поднимая руки. – Разве я не вношу свою долю в общий фонд? Разве я не хожу в храм? Разве не…

– Где твои жены? – оглядываясь, спросил его Янг. – Позови их, я хочу с ними поздороваться.

– Это правда, я не женат, – ответил Ферье. – Но женщин мало, и есть те, кому они нужны больше, чем мне. Я не одинок: моя дочь заботиться обо мне.

– Я как раз хотел поговорить о твоей дочери, – произнес глава мормонов. – Она превратилась в самую прекрасную девушку во всей Юте и приглянулась некоторым достойным людям.

Эта новость заставила старого фермера насторожиться.

– Про нее ходят слухи, которым я, однако, не склонен верить – будто бы она обручена с каким-то язычником. Но все это, должно быть, сплетни, болтовня бездельников.

– Что гласит тринадцатая заповедь законов святого Джозефа Смита? «Каждая девица истинной веры должна стать женой избранного; если же она станет женой язычника, то совершит тяжкий грех». Не могу поверить, что ты, исповедующий истинную веру, позволишь своей дочери нарушить клятву.

Ферье молчал, нервно теребя в руке кнут.

– Это будет испытанием для твоей веры – так постановил Совет Четырех. Девушка молода, и мы не хотим лишать ее выбора, выдав за седого старца. У нас, старейшин, достаточно телок (Герберт С. Кембелл в одной из своих проповедей наградил этим «ласковым» эпитетом своих сто жен.), но мы должны обеспечить ими своих детей. У Стергерсона и Дреббера есть сыновья, и каждый их них будет рад привести твою дочь в свой дом. Пусть твоя дочь выберет одного из них. Они молоды, богаты и преданны нашей истинной вере. Что ты на это скажешь?

Сдвинув брови, Ферье продолжал молчать.

– Дай нам время все обдумать, – наконец произнес он. – Выходить замуж ей еще рано.

– У нее есть месяц на раздумья, – произнес Янг. – По истечению этого срока она должна дать ответ.

Подойдя к двери, он обернулся – лицо его пылало, глаза горели ненавистью.

– Если ты вздумаешь пойти против решения Священного совета Четырех, – гневно кричал он. – то пожалеешь, что твои и ее кости не истлели тогда в пустыне Сьерра Бланка!

Погрозив кулаком, лидер мормонов снова повернулся к двери, и Ферье услышал, как захрустели по посыпанной гравием дорожке его тяжелые шаги.