Еще я получала письма от женщин, столкнувшихся с раком груди. Почти все старались меня подбодрить, хотя некоторые делились тревогами. Эти женщины лишь недавно узнали о своем диагнозе, и будущее их было туманным. Одна рассказала, как боится покинуть своих маленьких детей. Мне оставалось надеяться, что мои ответы хоть как-то им помогли. Эти письма служили хорошим напоминанием, что я получила шанс на жизнь и должна его ценить.

Может быть, в просьбе дочери связать ей шарф таилось куда больше мудрости, чем я могла понять… Вязание – идеальный вариант для тех, кому противопоказаны активные телодвижения. И тех, кто остро нуждается в том, чтобы собраться с мыслями.

И все же я надеялась, что Лидия передумает. И даже рассчитывала, что котенок ей в этом поможет…

– Когда ты уезжаешь? – спросила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Джона подбежал к Лидии, задрал голову и вопросительно мяукнул. Лидия улыбнулась и взяла его на руки.

– Иди сюда, – сказала она, целуя его в макушку. – Да ты у нас настоящий уличный котяра!

Как и Лидия, Джона испытывал нелюбовь к замкнутым пространствам. Стоило кому-то открыть дверь или окно, и котенок тут же пытался выскользнуть на волю. Плюс ко всему, он был ярким примером того, что кошки никогда не приходят на зов. Если кто-то произносил вслух его имя,

Джона устремлялся в противоположном направлении.

Он реагировал так даже на слово «котенок». Разворачивался, хмурился – и улепетывал. Иногда за весь день я видела только задние лапы нового члена семьи и темный хвост, гордо реющий над кошачьей попой.

Возможно, Лидия понимала, почему котенка так тянуло исследовать окрестности, ведь она сама мечтала отправиться в путешествие. Душа моей дочери рвалась на свободу; перспектива жить с нами и в обозримом будущем продолжать зависеть от родителей (хотя бы в финансовом плане) угнетала Лидию. И я не могла ее винить. В ее возрасте я уже была замужней матерью двоих детей. Такое существование создавало иллюзию независимости и самостоятельности, в действительности будучи просто заточением иного рода. Может, Лидия воспринимала монастырь на Шри-Ланке как путь к бегству…

По словам ветеринара, первым шагом к обретению независимости для Джоны должна была стать кастрация. Я и представить не могла, что муж примет это так близко к сердцу.

– Неужели без яичек он и правда проживет дольше? – возмущался Филипп.

Считается, что мужчины – существа логичные и рациональные. Но не в тех случаях, когда дело касается самого дорогого.

Я убедила Филиппа в том, что после кастрации у Джоны будет меньше шансов подхватить инфекцию или заболеть раком, и напомнила, что «нейтрализованные» коты не ввязываются в драки с собратьями и поэтому реже калечатся. Более того, они не сбегают из дома и не метят все вокруг (хотя сама я думала, что этим занимаются исключительно дикие животные).

Изложив аргументы, я задумалась, а не согласится ли ветеринар на две операции по цене одной. В конце концов, у нас дома два самца…

– А почему нельзя обойтись вазэктомией? – не успокаивался Филипп.

– Кастрация займет всего пять минут. Кошкам приходится куда тяжелее, – ответила я – и вдруг поняла, что это утверждение справедливо не только для кошек.

В день, когда Джону должны были кастрировать, Филипп уехал на работу ни свет ни заря. У Катарины была консультация с учителем по математике («К тому же я расстраиваюсь, когда он мяукает в переноске»). В результате «разбивателями яиц» пришлось выступить нам с Лидией.

Когда мы забрали Джону из клиники, котенок ничуть не уменьшился. Все выглядело так, будто яички ему не отрезали, а просто сдули.

– Следите, чтобы он не слишком вылизывал швы, – наставляла нас медсестра, пока высунувшаяся из переноски кошачья лапа играла с ее поясом. – Да, у этого котенка есть характер! – усмехнулась она.

Джона быстро оправился после операции. К радости Филиппа, кастрация почти не повлияла на него. Образно выражаясь, хоть яйца и сдулись, Эйфелева башня продолжала стоять. Кот обожал шокировать не ожидавших такого поведения женщин, выставляя напоказ розовый «карандашик» и тщательно вылизывая его у всех на глазах. Громкие возгласы «Фу, Джона! Как это мерзко!» только подогревали его энтузиазм.

Рассудив, что он достаточно пришел в себя, мы решили устроить котенку «тестдрайв» на заднем дворе. Я знала, что у меня пока не хватит сил за ним угнаться, но не слишком переживала по этому поводу. Поскольку к тому времени Джона прочно ассоциировал свое имя с консервированным тунцом, я не сомневалась, что мы с ним как-нибудь справимся.

Выйдя из дома, Филипп опустил хвостатого разбойника на крыльцо. Он сидел там, подобно котенку с рождественской открытки, и с любопытством смотрел в небо.

– Ну вот! – воскликнула я. – И никаких проблем. Он же у нас умный мальчик.

Порыв ветра взъерошил заросли оливы. Джона принюхался и напрягся. Подобрал задние лапы. Распушил хвост. Ветер был ему в новинку – и пугал. Филипп наклонился было, чтобы взять котенка на руки, но тот что есть мочи рванул на другой конец двора и в мгновение ока забрался на дерево. Мы как-то не предполагали, что это будет ему под силу.

Нависнув над нами, Джона прижал уши к голове. Дерево ходило ходуном, словно застигнутый штормом корабль. А вцепившийся в «палубу» котенок выглядел так, будто его настиг приступ морской болезни.